Мужество жить

В эти дни все мы думаем о том, как найти мужество пережить бесланскую трагедию. Но невозможно уйти и от другого вопроса: какие чувства двигали террористами? Невозможно, чтобы здесь на первом месте были деньги или политический расчет. Без фанатичного религиозного чувства такое преступление невозможно. Ставит он и еще один важный вопрос: как на это преступление реагирует исламский мир? 

Боевики уже с утра стали издеваться над захваченными детьми. «Мы все раздетые сидели, и террорист увидел у меня крестик на шее», — рассказывает 13-летний Саша Погребов. В это время под окнами школы рвануло первый раз. Мальчишку потыкали стволом в грудь, потом потребовали: «Молись, неверный!» Саша крикнул: «Христос Воскресе!» И тогда бандиты стали бросать в переполненный спортзал гранаты. «Саша понял, что терять больше нечего. Среди взрывов и криков он что-то закричал, а что, и сам не помнит, и бросился в открытое окно. А за ним побежала еще сотня детей». Так его рассказ передает «Комсомольская правда».

Даже если бы  не было эпизода с Сашей Погребовым, все равно пришлось бы сказать, что происшедшее в Беслане — не просто преступление. Это религиозное преступление. С криком «Аллах акбар!» террорист убивает людей, принося их в жертву своей религиозной идее.

Поэтому оценка этих, говоря юридическим языком, «деяний» не может подниматься выше той планки, которую подчеркнул Патриарх Алексий в послании к Президенту РФ В.В. Путину в связи с гибелью заложников в Беслане: «Сбросив все маски, терроризм явил свое сатанинское лицо: поправ все святое, Бога не боясь и людей не стыдясь, так называемые “борцы за свободу” подняли свои обагренные невинной кровью руки на детей».

Христианин, принесенный в жертву сатанистом, безусловно, попадает ко Христу — к Тому, Кто никого не приносил в жертву Себе, но Себя принес в жертву за всех. Таков был путь первых русских святых: мучеников Феодора и Иоанна (память 12 июля по ст. ст). В 983 году киевские язычники хотели принести в жертву своим богам сына Феодора — Иоанна. Христиане не высказали своего согласия на это — и были убиты.

Этот эпизод стоит сопоставить с историей, имевшей место в Константинополе в том же Х веке. Византийский император Лев, раздумывая над тем, почему арабские армии раз за разом одолевали войска римлян, решил, что дело в более высоком религиозном духе арабов. Их религия обещает каждому «шахиду», павшему на поле, немедленное вхождение в мусульманский рай. Император решил, что подобной верой надо воодушевить и своих воинов. И потому потребовал от Константинопольского патриарха св. Николая Мистика причислять к лику святых всех воинов, павших на войне с арабами. Но патриарх отказался, ответив императору, что и оставшиеся в живых воины только по снисхождению допускаются к принятию Святых Таин, от которых они должны были бы отлучаться на пять лет как пролившие кровь. Мотив Патриарха понятен: нельзя воевать без ненависти. А ненависть опаляет душу. Как пожарник, бросившийся в огнь и спасший ребенка, тем не менее получает ожоги и нуждается в лечении, так, по смыслу церковных канонов, и воин, вернувшийся с войны, нуждается в духовном лечении и покаянии, а потому подлежит временному отлучению от Причастия. Что же касается павших воинов, тот тут нельзя всегда быть уверенным в том, что человек, погибший в бою, воодушевлялся в нем не злобой и жаждой мщения, а желанием защитить своих любимых.

Но когда речь идет о павших без оружия в руках, тут религиозные последствия более ясны. Может быть, от имени Церкви пора провозгласить анти-шахидскую «догму»: люди, убиваемые фанатиком сатанинской секты, приемлются Господом независимо от того, как эти люди ранее жили на земле.

Такого рода уверенность нужна нам сегодня, чтобы нейтрализовать главную бомбу, которую пробуют взорвать террористы в наших умах. Они хотят взорвать наши умы страхом, парализовать нашу волю. Как же избавить нас от комплекса затравленной жертвы, если смерть и в самом деле может быть везде?

Мужество может вернуть только религиозное мировоззрение. Потому что только оно вообще способно избавлять от страха смерти. Только религия позволяет смотреть через смерть — дальше. Без веры в Божий Промысел и в даруемую Им Вечность сегодня уже затруднительно входить в метро и аэропорты.

Конечно, когда я говорю о сатанинских наитиях, обдержащих террористов, я не утверждаю, будто сатанизм — это  оценка ислама. Очень разные люди исповедуют ислам и очень по-разному они переживают и осмысляют свою веру.

Например, 6 сентября в московском метро ко мне подошел мужчина с лицом, по которому принято догадываться о «кавказской национальности». Он сказал, что нашел на улице нательный крестик и не знает, что с ним теперь делать. Мой совет отнести крестик в храм он отклонил следующими словами: «Я мусульманин. В ваши храмы заходить не могу. Но и выбросить крестик совесть не позволяет. Возьмите его себе!..»

История порой преподносит неожиданные сюрпризы. Кто бы мог подумать, что в начале XXI века судьба человечества окажется в руках мусульманских богословов? Исламская умма (община) устроена иначе, чем Православная или Католическая Церкви. Умма управляется учеными; личное образование значит больше, чем прохождение через церемонию посвящения. Голос ислама — это голос улемов — знатоков богословия. Эти люди, не менее 12 лет своей жизни посвятившие изучению Корана, получают право на его публичное истолкование. И от них сегодня зависит, как будет истолкована кораническая заповедь джихада. От них зависит, приложат ли они высокое имя «шахида» (мученика) к террористам, взрывающим себя вместе с детьми «неверных», или же назовут их террористами, самоубийцами и убийцами детей.

Исламские лидеры России считают, что терроризм от имени ислама есть прежде всего терроризм и потому по сути своей — антимусульманская деятельность. Но есть и иная позиция: «Использование на российской территории женщин в качестве “шахидок” разрешили и даже рекомендовали религиозные авторитеты — ваххабитские улемы (ученые) из Саудовской Аравии, а на практике реализовал ваххабитский эмиссар — саудовский “амир” Абу-аль-Валид» (А.Игнатенко. Индустрия самоубийства // «Независимая газета» от 2.09.2004). А ваххабитский улем Салман аль-Ода, внедряющий через интернет идею о соответствии канонам ислама самоубийственных террористических актов в Чечне, являлся до недавнего времени деканом в саудовском исламском университете «Умм аль-Кура», расположенном в Мекке.

Может быть, терроризм — это следствие искаженного понимания Корана? Если власти Саудовской Аравии только в мае 2003 года были вынуждены отстранить от должностей 1710 человек из духовенства — значит, проблема не в одиночках. При таких масштабах террористическая проповедь — это уже болезнь всего исламского сообщества.

В итальянской газете «La Stampa» об этом с горечью писал мусульманин Ибрахим Рефат: «Эхо бесланской трагедии едва доходит до арабского мира. Его почти не слышно. Известие об ужасающем количестве жертв ушло с первых полос газет и занимает лишь второе место в выпусках новостей после традиционных сюжетов о церемониях в королевских дворцах. Вопреки тому, что происходит в Европе, события, как эта бойня в Беслане, не очень будоражат сознание масс. Конечно, были кое-какие критические выступления, например шейха Аль-Азхара, лидера суннитов, который в пятницу обвинил террористов в том, что они используют ислам в качестве прикрытия. И все же исламские теологи в последние дни больше были заняты изданием фетв на тему: можно или нельзя убивать западных заложников в Ираке. В арабском и исламском мире большинство по-прежнему отказывается задуматься и проанализировать произошедшее. Единственным интеллектуалом, который порвал круговую поруку, был директор телеканала «Al Arabiya» Абдель Рахман ар-Рашед. В статье в издающейся в Лондоне арабской газете «Al-Sharq al-Awsat» он выступил с повинной:

«Давайте скажем горькую правду: все террористы в мире — мусульмане. Мы, мусульмане, не сможем обелить наш имидж, если не признаем этот постыдный факт».

Однако, как пишет Ибрахим Рефат, такие слова уходят в пустоту, потому что арабские лидеры, так же как исламское духовенство и сами интеллектуалы, не желают признавать, что зло заключается в фанатизме, который разъедает арабское общество. Элита, до сих пор отрицающая, что 11 сентября устроили арабы, не может этого сделать. И, следовательно, не признают это и простые обыватели ближневосточных городов, свыкшиеся с проявлениями насилия, которое налагает отпечаток на их повседневную жизнь. Разум этих людей уже пропитан бредовыми речами имамов, которые призывают отвергнуть «другого», немусульманина, называя его просто «неверный», «кафир». А ближневосточные СМИ, включая государственные, в свою очередь, способствовали расширению масштабов этого этноцентризма, изображая злоключения арабов и мусульман как единственную форму несправедливости на этой земле. По их мнению, свидетельствует Ибрахим Рефат, жертвы живут только в Палестине, Ираке, Кашмире, Чечне. А палачи, подстрекаемые «сионистами», живут только на Западе.

Не стоит забывать о том, что среди детей, погибших в бесланской школе, было немало мусульман. Оттого и на «школьном кладбище» соседствуют кресты и столбы. С точки зрения террористов бесланские дети были плохими мусульманами — не-ваххабитами (ваххабизм объявлет «неверными» мусульман иных толков).

Фанатизм и нечувствие к чужой беде — болезнь исламского мира. Но от этой их болезни больно становится нам, их соседям по планете (да уже и по улице). Поэтому и приходится нам пробуждать чувство сопричастности, вины и ответственности в мусульманах. Не в терроризме виноват ислам, а в том, что недостаточно яростно защищает свою святыню — Коран — от фанатичных перетолкований. И еще одна вина исламского мира — в том, что он позволяет использовать себя.

Силы, равно ненавидящие и мусульман и христиан, пробуют стравить нас друг с другом. Наш президент уже произнес это слово: «война». А на войне, как известно, не бывает атеистов. И может быть теперь, в военных условиях, Россия все же поймет необходимость обретения веры.