Христианство перед вызовом воинствующего секуляризма

Стремление вытеснить религию из общественной сферы, отвести ей место на задворках человеческого бытия, свести ее исключительно к области частной жизни отдельных индивидуумов — вот та программа, над выполнением которой трудятся представители современного либерального гуманизма, вдохновляемого идеями Просвещения с его специфическими представлениями о свободе и толерантности. При этом толерантность по отношению к религии распространяется только на те ее аспекты, которые не выходят за рамки политкорректности и не противоречат так называемым «общечеловеческим ценностям». Все же, что выходит за эти рамки, объявляется подлежащим ограничению, запрещению или полному искоренению.

Категорическое нежелание значительного числа европейских политиков включить упоминание о христианстве в европейскую Конституцию и решительное сопротивление большинства французских общественных деятелей любому открытому проявлению религиозной веры, а также другие сходные явления, имеющие место во многих частях Европы, — это лишь надводная часть айсберга. За всеми подобными явлениями прослеживается последовательное, систематическое и целенаправленное наступление воинствующего секуляризма на остатки европейской христианской цивилизации, желание покончить с ней раз и навсегда. Это наступление происходит под барабанный бой сторонников демократии и либеральных ценностей, под громкие крики о защите прав и свобод граждан. При этом, однако, под вопрос ставится основное право человека — открыто исповедовать веру в Бога; под угрозой оказывается право человеческого сообщества строить свою жизнь на основе религиозного мировоззрения.

Воинствующий секуляризм как псевдорелигия

Когда в 1917 году к власти в России пришли большевики, одним из главных пунктов их идеологической программы стала борьба с религией во всех ее проявлениях. Эта борьба в 1920-е и 30-е годы носила характер геноцида: молох воинствующего атеизма не щадил никого — ни епископов, ни священников, ни монахов, ни монахинь, ни мирян. Горькую судьбу репрессированных священнослужителей разделяли их жены и дети: последние объявлялись «детьми врагов народа» и помещались в специальные интернаты, где их воспитывали в антирелигиозном духе. От гонений в равной степени страдали представители всех религий — и православные, и католики, и протестанты, и мусульмане, и иудеи, и буддисты. И все это происходило под лозунгами борьбы за свободу, равенство и братство, унаследованными от Французской революции.

Понятие свободы, впрочем, имело очень ограниченный смысл применительно к религии. По сталинской Конституции 1929 года допускалась свобода отправления религиозных культов и пропаганды атеизма. Иными словами, пропагандировать, то есть открыто проповедовать, можно было только атеизм; проповедовать религию было официально запрещено. На деле же сам факт принадлежности человека к той или иной церкви, даже если он не проповедовал свою веру, воспринимался как вызов всему советскому обществу и почти неизбежно приводил к увольнению с работы и потере общественного положения. Во многих же случаях, особенно в кровавые 20-е и 30-е годы, быть верующим означало подвергать риску свою жизнь и жизнь своих близких.

Причина ненависти, которую русские коммунисты испытывали по отношению к религии, заключается, по мнению Бердяева, в том, что коммунизм воспринимал себя как некую новую религию, пришедшую на смену христианству. Непримиримая враждебность коммунизма к вере в Бога объяснялась его претензией на мировоззренческую монополию. Но поскольку человек, по словам Бердяева, является «религиозным животным», то «когда он отрицает истинного, единого Бога, он создает себе ложных богов, идолов и кумиров и поклоняется им». В этом смысле русский коммунизм стал антирелигией, псевдорелигией, суррогатом религии для миллионов людей, которые были насильственно отторгнуты от веры своих отцов.

Коммунизм создал не только идеологию, но и целый культ, включавший в себя в качестве неотъемлемого компонента поклонение кумирам, только вместо святых объектами поклонения были «вожди мирового пролетариата», чьи портреты висели в каждой комнате любого общественного здания. Была разработана система символов, призванная вытравить из памяти людей религиозную символику: на место креста и икон пришли красная звезда и серп и молот. При этом религиозные символы жестоко преследовались, ибо они тоже воспринимались как вызов безбожному советскому обществу.

Такая ситуация сохранялась вплоть до 1970—80-х годов. Я хорошо помню, как в конце семидесятых, когда я был школьником, учительница с яростью срывала с меня случайно обнаруженный ею под воротником моей рубашки нательный крестик. С той же фанатичностью учителя заставляли учеников носить красный пионерский галстук, без которого школьник вообще не должен был появляться в общественных местах.

Воинствующий секуляризм, стремительно набирающий обороты в сегодняшней Европе, тоже является псевдорелигией, имеющей свои незыблемые вероучительные установки и нравственные нормы, свой культ и свою символику. Как и русский коммунизм XX века, он претендует на мировоззренческую монополию и не терпит конкуренции. Именно поэтому лидеры секуляризма болезненно реагируют на религиозные символы и вздрагивают при упоминании о Боге. «Если Бога нет, Его надо было бы выдумать», — говорил просвещенный безбожник Вольтер, подчеркивая значимость религиозной веры для нравственного здоровья человека и общества. «Если Бог и есть, о Нем надо умалчивать», — настаивают современные либеральные гуманисты, считающие, что Богу не место в сфере общественного бытия. По их мнению, упоминание о Боге в документах, имеющих общественную значимость, так же как и ношение религиозных символов в общественных местах, является нарушением прав неверующих и агностиков. При этом, однако, забывается о том, что запрет на упоминание о Боге и на ношение религиозных символов является дискриминацией верующих, которым отказывают в праве открыто исповедовать свою религию.

Современный воинствующий секуляризм, подобно русскому большевизму, воспринимает себя как мировоззрение, пришедшее на смену христианству. Именно поэтому он не нейтрален и не безразличен по отношению к христианству, а откровенно враждебен ему.

Воинствующий секуляризм и христианство

В чем же причина той агрессивности, с которой современные западные либерал-секуляристы относятся к христианству? Почему созданные ими правила политкорректности включают в себя запрет на критику ислама, но всячески поощряют критику христианства? Почему именно для христианства не нашлось места в проекте европейской Конституции, тогда как «греко-римское наследие» и наследие эпохи Просвещения были выставлены в качестве основ европейской цивилизации?

Ответ на эти вопросы, как мне кажется, кроется в своеобразии исторического развития Западной Европы во втором тысячелетии нашей эры. Для большинства западных европейцев, особенно в странах с преобладающим католическим населением, синонимом христианства является прежде всего Католическая Церковь, в истории которой было немало темных страниц. Католицизм в Средние века носил почти тоталитарный характер, претендуя на монополию не только в сфере вероучения, но и в других сферах общественного бытия. Западная Церковь держала под своим идеологическим контролем науку и искусство, вмешивалась в государственные дела, вела военные кампании, принимала активное участие в политике. Все это сопровождалось гонениями на инакомыслящих и подавлением религиозных меньшинств.

Ответом на тотальный диктат католицизма стало зарождение в рамках западного христианства мощной антикатолической реакции, приведшей к возникновению протестантизма: вплоть до наших дней основным двигателем протестантского богословия остается полемика с католичеством, стремление преодолеть его влияние. Еще одним ответом стала стремительная дехристианизация (точнее, «декатолицизация») европейской светской культуры. Философская мысль Европы также постепенно дистанцировалась от католичества и в эпоху Просвещения полностью от него эмансипировалась, заложив основы современного «постхристианского» (правильнее было бы сказать «посткатолического») гуманизма. Параллельно с этим происходило ослабление политического могущества Католической Церкви. Решающий удар по политическим амбициям католицизма был нанесен Французской революцией и наполеоновскими войнами. Карликовое государство Ватикан — все, что осталось от некогда могущественной папской империи, занимавшей основную часть территории Западной Европы.

Современное европейское антихристианство по своим корням является прежде всего антикатолицизмом. Тем не менее борется оно со всеми христианскими конфессиями, с христианством как таковым. Оно протестует не против самого факта существования христианской Церкви, но против того, чтобы Церковь влияла на общественные процессы, на политику, искусство, науку и культуру. Воинствующий секуляризм допускает право отдельных индивидуумов в рамках единой Европы исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, но не признает «легитимность религиозного мировоззрения как основания для общественно значимых деяний». В этом источник тлеющего конфликта между секулярным обществом и теми христианскими общинами, которые стремятся «к утверждению христианских ценностей в процессе принятия важнейших общественных решений как на национальном, так и на международном уровне».

Религиозные и «общечеловеческие» ценности

Но что мы понимаем под христианскими ценностями, и в чем эти ценности не совпадают с так называемыми «общечеловеческими», составляющими основу секулярного гуманизма? Прежде всего, здесь следует сказать о том, что в христианстве верховной и абсолютной ценностью, главным критерием истины является единый Бог, явивший Себя миру в лице Иисуса Христа. Именно Бог воспринимается христианами как источник правовых и общественных норм, а заповеди Христа — как непреложный нравственный закон. Христианская шкала ценностей теоцентрична и христоцентрична. Секулярный гуманизм, напротив, антропоцентричен, ибо воспринимает человека как «меру всех вещей», как абсолютную ценность и мерило истины. Христианство исходит из представления о том, что человеческая природа повреждена грехом и нуждается в исправлении, искуплении и обожении. Именно потому Церковь «не может положительно воспринимать такое устроение миропорядка, при котором в центр всего ставится помраченная грехом человеческая личность». В гуманизме же само понятие греха отсутствует, и единственное, что, по представлениям гуманистов, должно ограничивать свободу индивидуума, это правовые нормы, защищающие свободу других индивидуумов.

Говоря о «христианских» и «общечеловеческих» ценностях, я сознаю спорность и уязвимость обоих понятий. Можно ли ссылаться на общечеловеческие ценности, когда каждая цивилизация, каждая культура и каждый народ имеют свои ценностные ориентиры, далеко не всегда совпадающие с принятыми в иных цивилизациях, в иных культурах и у иных народов? С другой стороны, как можно говорить о христианских ценностях, когда значительная часть современных протестантских общин подвергает ревизии самые основы христианского догматического и нравственного учения, модифицируя его в угоду нормам политкорректности? В этом смысле, может быть, правильнее было бы противопоставлять (как это делается в некоторых официальных документах Московского Патриархата) «традиционные» ценности «либеральным».

Доклад

Православие перед вызовом воинствующего секуляризма

Как уже было сказано, в своей борьбе с религией воинствующий секуляризм вдохновляется прежде всего антикатолическим пафосом. В свою очередь, именно Католическая Церковь сегодня оказывается главным оппонентом секуляризма и либерализма в Европе. Но на европейском континенте проживает значительное число протестантов, а также не менее 200 миллионов православных. Ответом многих европейских протестантов на вызов секуляризма становится, увы, постепенный отход от основополагающих богословских и нравственных норм христианства, размывание вероучительных и моральных принципов, приспособление их к секулярному мировоззрению. Каким будет ответ Православной Церкви на этот вызов? И кто наши главные союзники в борьбе за право строить свою жизнь на основе приоритета традиционных ценностей над «общечеловеческими»?

Я глубоко убежден в том, что в Европе нашим главным союзником является Католическая Церковь. Те проблемы, которые существуют сегодня во взаимоотношениях между католиками и православными на Украине и в России, должны, конечно, решаться, но эти проблемы следует локализовать, передав их в ведение специальных двусторонних комиссий. Что же касается европейского общественного поля, то здесь православным и католикам необходимо находить общие пути свидетельства перед лицом расцерковленного мира. Нынешний конфликт между Православной и Католической Церквами можно назвать очень несвоевременным, ибо он разразился в тот момент, когда совместное свидетельство двух традиционных Церквей, объединенных общей верой и общей озабоченностью наступлением воинствующего секуляризма, было бы особенно необходимым.

По многим позициям нашими союзниками в отстаивании традиционных ценностей оказываются также представители других традиционных религий, в частности ислама и иудаизма. Когда Франция ввела запрет на ношение религиозных символов, под этот запрет попали «крупные и бросающиеся в глаза религиозные атрибуты» — такие как хиджаб, кипа и христианский крест большого размера. Удар, нацеленный прежде всего на мусульман, был нанесен представителям всех трех монотеистических религий. И не случайно христианские лидеры Франции выступили в данном случае единым фронтом с представителями иудаизма и ислама. Расширение межрелигиозного диалога в контексте всего происходящего приобретает особую актуальность. Безусловно позитивным следует считать развитие этого диалога в России и на всем пространстве бывшего Советского Союза — диалога, приведшего к созданию Межрелигиозного совета стран СНГ. Но хотелось бы, чтобы подобный совет был создан также в рамках Европейского Союза и чтобы в него, наряду с католиками, протестантами, иудеями и мусульманами, вошли также православные.

До недавнего времени влияние православия на европейские процессы было достаточно ограниченным. В странах с преобладающим католическим или протестантским населением православие оставалось мало известным для широкой публики; в общественной же сфере — как на национальном, так и на европейском уровне — оно не играло никакой заметной роли. Эта ситуация, вероятно, изменится после вступления в Евросоюз таких государств православной традиции, как Болгария, Румыния и Кипр. Вместе с Грецией, являющейся членом Евросоюза с 1974 года, вместе с прибалтийскими республиками и другими европейскими странами, где проживает значительное по численности православное меньшинство, эти государства составят то «православное лобби», которое будет достаточно влиятельным, чтобы вести полномасштабный диалог с европейскими политическими структурами. Важно, чтобы в этом диалоге, наряду с политиками, принимали участие и представители Православных Церквей упомянутых стран.

Такой диалог сейчас крайне необходим, так как православие, наряду с католичеством, тоже нередко оказывается под ударом, когда к нему пытаются применить секулярные нормы. В начале 2003 года Европейский парламент проголосовал за отмену запрета на посещение женщинами Святой Горы Афон, на том основании, что данный запрет нарушает «универсально признанный принцип равенства полов», а также законы, касающиеся свободного перемещения всех граждан ЕС на его территории. В этой резолюции проявилась полная нечувствительность европейских политиков по отношению к особому статусу Афона как православной монашеской республики, где упомянутый запрет существует уже тысячу лет. Евродепутатов не беспокоит то, что отмена многовековой традиции неизбежно приведет к разрушению тысячелетнего уклада афонского монашества, для них важно только соответствие или несоответствие той или иной религиозной общины ими же самими установленным нормам.

Православная Церковь настаивает на религиозно-мировоззренческом нейтралитете светской власти, на недопустимости вмешательства государства во внутреннюю жизнь Церкви. Церковь уважает принцип светскости государства, но считает недопустимым понимать этот принцип как означающий «радикальное вытеснение религии из всех сфер жизни народа, отстранение религиозных объединений от участия в решении общественно значимых задач».

К сожалению, именно так понимают принцип светскости государства те европейские политики, которые пытаются разрушить традиционный церковный уклад, одновременно вытесняя Церковь с общественной арены. И именно против такого взгляда Православные Церкви должны бороться, объединив свои усилия со всеми, кто готов сегодня защищать традиционные ценности в противовес либеральным, религиозные — в противовес «общечеловеческим», кто готов отстаивать право религий на общественное самовыражение. Только выступая единым фронтом, традиционные религиозные конфессии смогут отразить натиск воинствующего секуляризма.