Обращение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II к клиру и приходским советам храмов г. Москвы на Епархиальном собрании.

Проблемы пастырского служения

Одной из существенных проблем пастырского служения является проблема обмирщения, секуляризации, потери благочестия перед святыней. Эта проблема стояла еще в дореволюционной России, и обновленчество возникло не на пустом месте. Примечательно, что оно исчезло именно в годы советской власти, в условиях жестокого гонения на Церковь, когда в Церковь приходили не случайные люди от “некуда деться”, а глубоко верующие, готовые к испытаниям. Сейчас, когда закончились эти гонения, проблема встает перед нами вновь. Духовенство вновь теряет благоговение перед алтарем, перед совершаемыми Таинствами. Несомненно, что каждый из нас в той или иной степени подвержен грехам рассеянности во время богослужения и восприятия предстояния у Престола как события обычного, повседневного. Это — вопрос индивидуальной исповеди. Но, тем не менее, каждый призван быть образцом подтянутости, благоговения, и это должно иметь внешнее выражение, особенно за богослужением, при стоянии у Престола Божия. Прекрасным образцом тому были старые священнослужители. Они поистине пламенели в молитве, стоя у Престола Божия, и стояние это они считали высокой честью для себя. Конечно же, при них не бывало, чтобы при соборном служении, в обычные моменты службы, хотя бы один из священников неотлучно не стоял бы у Престола. Если за всенощным бдением один священник помазывал, то второй стоял сбоку на обычном священническом месте. Такой же практики следовало бы придерживаться и сейчас. За вседневным богослужением вполне допустимо и похвально, если священник выходит на клирос, принимает участие в чтении и пении, сам читает шестопсалмие, кафизмы, канон и другие молитвословия. Но недопустимо, когда молодой священник всю службу сидит в алтаре, иногда на горнем месте, вставая лишь для того, чтобы благословить диакону кадило или произнести возглас, после чего вновь садится. Народ всю службу стоит в храме, а у Престола порой никого нет: священник отдыхает, сидя в алтаре. Какой пример благочестия может показать такой священник? Сидение в алтаре на горнем месте обусловлено символизмом службы. Епископ и священники сидят, когда читаются паримии или апостольские послания, символизируя собой в этот момент Христа и апостолов. Но как только начинается евангельское чтение и Царь Славы Сам обращается к нам, епископ и все клирики встают, внимая Его словам. Диаконам же вообще возбраняется сидение в алтаре.

То же самое касается других Таинств, особенно исповеди. Находятся священники, которые принимают исповедь сидя. Вполне понятно, когда это позволяет себе, например, известный всем архимандрит Кирилл. Он старый и тяжело больной человек. Ему будет простительно, если он будет принимать исповедь даже лежа, и нам остается благодарить Бога за то, что Он дает ему на это силы. Но какое может быть оправдание, когда то же самое позволяет себе молодой, порой только что рукоположенный священник? Каким он видит свое место? Считает себя верховным судьей, а кающегося — подсудимым? Непонятно, придают ли такого рода духовники хоть какое-то значение обращению к кающимся: “Се чадо Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое..., аз же точию свидетель есмь...” Значит, перед кем сидит этот клирик иногда развалившись? Перед кающимся? Нет, перед Христом предстоящим. Миссия священника более высокая, чем кающегося, большая и степень его ответственности. Если кающийся только приносит покаяние, испрашивая прощение за свои грехи, то священник непосредственно свидетельствует это перед Христом. Судите сами, что выше. И даже если посмотреть на священника по-другому, как на символ Христа предстоящего, такое сидение еще более необоснованно: любящий отец принял в свой дом блудного сына не сидя на своем седалище и не ожидая, когда последний встанет перед ним на колени, а сам выбежал к нему навстречу и с радостью принял его в свои объятия. Так и священник, если он хочет быть символом Христа, положением стоя свидетельствует готовность принять кающегося в объятия Христовы, свою готовность выйти к нему навстречу. Поэтому сидение духовника перед кающимся или полулежание на аналое — признак отсутствия не только церковной, а и обычной человеческой культуры у самого духовника. Это замечание относится не только к духовенству города Москвы, но и к монастырскому духовенству, в том числе и Троице-Сергиевой лавры.

То же самое можно сказать по поводу обращения к кающемуся на “ты”. Не где-нибудь, а в Москве можно услышать обычный деревенский аргумент: я к Богу обращаюсь на ты, тем более к человеку. Но церковный и светский этикеты всегда различались. Разве не достаточно вспомнить, что царям всегда подносили золото, а Богу — фимиам, то есть древесную смолу. Сопоставимо ли это по ценности? Кому когда произносился упрек за такие преимущества царям земным перед Царем Небесным?

Конечно, человек, пользующийся этим аргументом, видимо, также не знает, что в еврейском языке, на котором написано изначала Божественное Откровение, самое первое имя Божие Элогим имеет форму множественного числа. И наше обращение к Богу на “ты” — не проявление непочтительности, а исповедание монотеизма. Видимо не следовало бы уделять этому вопросу внимание, но приходится. Этот аргумент, который, казалось бы, невозможно воспринимать серьезно, оказывается настолько живучим, что произносится серьезно некоторыми московскими клириками — в основном, перешедшими к нам из других епархий. Беда этих клириков в том, что они, приняв сан фактически для служения в деревне и прослужив там по несколько лет, теперь перешли в Москву и не стремятся повысить уровень своей интеллектуальной, литургической, просто человеческой культуры до столичного уровня. Наоборот, они приносят в Москву деревенский стиль и мышление. К сведению таких клириков скажу: обратиться к кающемуся на “ты” имеет право лишь престарелый священник. Молодой священник может обратиться так к детям, подросткам и своим знакомым или духовным чадам, соответствующим ему по возрасту.

В наше время стало возможным привлекать к участию в службе молодежь. Организуются целые молодежные хоры. Подростки, а иногда даже дети пономарят в алтаре. В этом есть свои плюсы и свои минусы. С одной стороны, нам готовится смена. Многие из этих молодых людей будут в будущем поступать в семинарию, и им пригодится пономарский опыт. С другой стороны, что легко дается, то не всегда ценится. Мало ввести молодого человека в алтарь. Надо еще воспитать в нем благоговение перед алтарем, церковную культуру, и здесь особенно необходим личный пример священника. Что почерпнет для себя юноша, видя, что служащий священник всю службу сидит в алтаре, а клирики заняты интересными разговорами, и он слышит их смех? Он начинает вести себя точно так же. Есть храмы, в которых даже мальчики сидят в алтаре. Часто во время службы из алтаря доносится гул разговоров, смех — это молодые пономари развлекаются, а настоятель храма, разрешивший им входить в алтарь, не обращает на это никакого внимания.

Утрачено благоговейное отношение к горнему месту алтаря. Обычным явлением стало хождение по горнему месту даже при открытых Царских вратах. Старшие священнослужители помнят, как при Патриархе Алексии I иподиаконов отстраняли от служения за два-три случая такого хождения без крайней необходимости, а священнослужителям делали строгое предупреждение.

В прежних “Обращениях” на Епархиальных собраниях Я говорил о некоторых негативных сторонах современного состояния духовенства, о “младостарчестве” на исповеди. Вынужден еще раз остановиться на этой теме, потому что среди некоторой части духовенства продолжает оставаться недопонимание этой проблемы, и отсюда проистекает неправильная, а иногда и духовно опасная практика. Нередко священники смешивают благодатный дар священства, получаемый при рукоположении, с особым харизматическим даром духовничества, который не дается при рукоположении. Священник и духовник — это не равнозначные понятия. При посвящении в сан священник получает от Бога дар, право и силу совершать священнодействия, обряды и Таинства. Совершение Таинства исповеди входит в круг полномочий и обязанностей священника. Исповедь — это институционный благодатный дар, подаваемый при рукоположении и непосредственно связанный со священным саном, это принадлежность сана. Власть данной от Бога благодатью отпускать и прощать грехи принадлежит всякому законно рукоположенному и не состоящему под запрещением священнику.

Духовничество же, как благодатная способность руководства людьми в духовной жизни, есть не институционный, а редкий личностный дар от Бога. По особому Промыслу Божию он подается некоторым избранникам Божиим, чаще всего за усиленные долгие подвиги молитвенного очищения ума и сердца. Немногим из подвижников, которые проходят трудный, поистине мученический, хотя и бескровный путь непрестанной борьбы с помыслами и достигают бесстрастия и чистоты, Господь посылает дар видения тайников души другого человека и указывает пути исправления, врачевания духовных недугов. Такие люди могут и становятся, по особому для них откровению и повелению Божию, духовниками, как это было, например, с прп. Серафимом Саровским. Конечно же, этот дар может получить и любой священник, если он проводит аскетическую, молитвенную жизнь. Тогда этот дар особенно благотворно сочетается с иерархическим даром исповеди и отпущения грехов. Примерами могут служить св. праведный протоиерей Иоанн Кронштадтский и праведный московский старец протоиерей Алексий Мечев.

Из сказанного, надеюсь, становится понятным, что священники и монахи, особенно молодые, часто не имеющие достаточного жизненного опыта, не должны думать о себе, как о старцах-духовниках. Духовническое самозванство, руководство и советы, даваемые не от Бога, а, как говорится, от ветра головы своей, дискредитируют священника и наносят духовный вред. Да не мнят они себя духоносными старцами. “Когда слепой ведет слепого, то оба упадут в яму”.

Но есть и другая крайность, которая также вызывает много нареканий. Прихожане жалуются, что есть храмы, где священники отказываются исповедовать подробно, не хотят даже выслушать кающегося, а ведь многие сейчас исповедуются впервые в жизни, имея на совести множество великих и малых грехов. Конечно же, молодой священник не может брать на себя духовное руководство во всей его полноте, но хотя бы внимательно и с сочувствием выслушать пришедшего, ответить на его вопросы, рассказать о церковных Таинствах, утешить, объяснить, как страшен тот или иной грех, предупредить об опасностях и соблазнах современной жизни может каждый, облеченный саном пресвитера.

Затем Святейший Патриарх остановился на проблемах воскресных церковно-приходских школ и задачах духовно-нравственного воспитания молодежи.