Радикальный ислам

«Церковный вестник» продолжает серию публикаций о современном исламе (см. ЦВ №№ 16, 17, 20, 2003). Сегодня много говорится о борьбе с радикальным исламом. Это актуально и в мировом масштабе, и для самой России. Мало кто сомневается в необходимости этой борьбы, однако разные страны решают эту проблему по-разному. Возможен ли религиозный диалог с радикальным исламом? В частности, возможен ли в России диалог между православием и радикальным исламом?

Соединенные Штаты приняли решение разделить мусульман на дружественных и недружественных, автоматически записывая последних в радикалы и увещевая их с позиции силы — ракетно-бомбовыми ударами и другими подобными методами. Параллельно ведется мощная пропаганда, призванная в первую очередь убедить «хороших» мусульман, что ракетно-бомбовые удары направлены именно против террористов и ни в коем случае не означают борьбу со всей мусульманской цивилизацией. В число «хороших» мусульман при этом попадают албанские и чеченские боевики, однако американцев такие мелочи не смущают — они ведь и с талибами когда-то дружили.

Как показывает практика, такая бесхитростная черно-белая система довольно эффективна, а главное, понятна для простого американского избирателя, который не будет разбираться в богословских различиях между исламскими доктринами. Одержать полную победу над терроризмом с ее помощью нельзя, однако сдерживать его распространение — вполне реально.

Россия предпочитает бороться с радикальным исламом иначе. Ислам для нас — религия мирная, потому что мировая, да и среди мусульманских стран наших врагов нет. У российских борцов с экстремизмом сейчас господствует мнение, что радикалы в исламской среде — это темные и необразованные личности, которых можно легко переубедить с помощью грамотно подобранных цитат из Корана, хадисов и речей авторитетных мусульманских лидеров. При этом утверждается, что терроризм с исламским лицом есть следствие чисто экономических и социальных причин, которые и надо устранять путем повышения уровня жизни в мусульманских республиках Северного Кавказа, а в перспективе — и во всем исламском мире. Ваххабизм, в свою очередь, рассматривается как официальная идеология дружественной России Саудовской Аравии, а боевики Масхадова и Басаева считаются «псевдоваххабитами», подло исказившими хорошую доктрину. При этом любое законодательное противодействие распространению этого самого псевдоваххабизма считается нецелесообразным.

В итоге в борьбе с радикальным исламом поражение очевидно практически на всех фронтах. Безусловно, можно взывать к совести террористов аятами из Корана, проповедующими уважение к «людям Книги» — христианам и иудеям, хадисами аналогичного содержания и опираться на мнения авторитетных богословов-улемов. Однако аятов в Коране много, и толкуются они по-разному, среди признанных хадисов попадаются и откровенно антихристианские, а улем улему рознь.

Грамотный радикал-ваххабит добавит, что исламский мир расширил свои границы не столько путем мирной проповеди, сколько посредством завоевательных походов, которые предпринимались в основном против христиан, уважение к которым носило весьма выборочный характер. Да и вообще, скажет он, Коран говорит о настоящих христианах или иудеях, которые ныне либо вымерли, либо приняли ислам. Что же до терроризма, то никакой это не терроризм, а сугубо оборонительная война с неверными агрессорами — форма малого джихада, ввиду явного неравенства сил ведущаяся партизанскими методами. Главной ударной силой такой войны являются не самоубийцы, а воины ислама, главной целью которых (как и у японских камикадзе) является не собственная гибель, а уничтожение врага. Действительно, почему легендарный советский летчик Николай Гастелло, направивший горящий самолет на немецкую танковую колонну, считается национальным героем, а протаранивший Пентагон арабский пилот — просто самоубийцей? Тот прискорбный факт, что большинство жертв партизанской войны с неверными составляют мирные жители, объясняется упомянутыми в шариате издержками ведения боевых действий в ночное время или же посредством метательных машин, при которых различить противников весьма затруднительно.

Авторитетом у ваххабитов пользуются только свои собственные амиры, а традиционные исламские лидеры для них хуже неверных, что легко понять, прочитав открытое письмо Шамиля Басаева верховному муфтию Талгату Таджуддину, в котором последний именуется «скрытым врагом ислама». В письме Басаева мы можем найти ответ на вопрос о том, возможен ли диалог православных с радикальными мусульманами.  Басаев прямо говорит о том, что не считает большинство русских христианами, «потому что люди сотворившие сами себе богов, иконы, кресты, и поклоняющиеся им, являются язычниками и многобожниками, а не христианами». Басаев напоминает, что «наш Пророк не оставлял ни один крест, не стерев его, как символ идолопоклонства». Эти примеры и оценки можно продолжать и далее.

Последователи ваххабизма создали себе по-своему стройную и даже внутренне непротиворечивую идеологию, в связи с чем их надо не переубеждать, а лечить, причем желательно — шоковой терапией. Любые призывы жить дружно, не подкрепленные спецоперациями и точечными бомбометаниями, ничего, кроме смеха, у них не вызывают. К слову сказать, в исламе вообще нет понятия ереси: добропорядочными мусульманами считаются и верящие в переселение душ друзы, и тринитарии-алавиты, и пантеисты-исмаилиты. На их фоне ваххабиты выглядят просто эталоном традиционности, тем более что именно они контролируют Аль-Харамейн — две основные исламские святыни.

Таким образом, единственным аргументом против ваххабитов остается утверждение об их нетрадиционности для России, однако следует признать, что традиционность — понятие относительное и жестко привязанное к конкретной территории.  

Между тем у большинства россиян возникает немало вопросов. Если ислам такая же мирная религия, как христианство, то почему подавляющее большинство террористических организаций ассоциируют себя именно с ним? Если террористы не имеют национальности и вероисповедания, то почему их увещевают мусульманские духовные лидеры и чеченские старейшины, а не вожаки космополитов-безбожников? Почему можно ставить законодательный барьер фашистской пропаганде, а куда как более опасной ваххабитской — нельзя? Почему чеченские «шахиды» и «шахидки» — это одурманенные наркотиками бандиты, а их палестинские коллеги — истинные борцы за независимость, шахиды без кавычек?

Внятных ответов на эти вопросы нет. Политкорректные теории и призывы не имеют практической ценности, что хорошо понимают и сами их создатели. С другой стороны, складывается впечатление, что права человека и особенности внешней политики России не располагают к разработке более эффективных методик.

Так может быть, не мудрствуя лукаво, нам следует воспользоваться опытом США и войти в кильватер их исламской политики? Об этом пойдет речь в четвертной статье, которая уже готовится к печати.