Мудрость, мужество и дерзновение

Все христиане призваны к вечной жизни, однако Иисус Христос дважды произнес слова о том, что «много званных, а мало избранных» (Мф. 20, 16; 22, 14). Избранничество любого архиерея — это тайна Божия. Промыслом Божиим белорусская православная паства, в 70-х годах XX столетия исчезающе малая, однако мужественно устоявшая в ходе всевозможных «заморозков» и «оттепелей», получила удивительного архипастыря.

Президент Республики Беларусь А.Г. Лукашенко, приветствуя Патриарха Московского и всея Руси Алексия во время одного из архипастырских визитов Его Святейшества в епархии Белорусской Православной Церкви, сказал: «Республике, конечно же, повезло, что возглавляет нашу Церковь здесь, на святой Белой Руси, Высокопреосвященный Филарет. Владыка очень счастливо сочетает в себе качества крупного общественного деятеля с открытым сердцем и высокой мудростью — с глубоким пониманием сущности совершающихся перемен, а также высокой миссии Православия». А Святейший Патриарх засвидетельствовал, что в Беларуси «Церковью сделано столько, что сделать больше было бы выше силы человеческой». Мы публикуем материалы, бережно собранные многолетней сотрудницей «Минских епархиальных ведомостей» Галиной Сытенко.

            ...Рабочий кабинет Митрополита. На стене напротив входа — Феодоровская икона Божией Матери. Несколько столов, и на них — необъятное количество деловых бумаг, рукописей, папок с документами, прошений, писем, книг... От пола до потолка — застекленные шкафы с книгами. С годами свободных рабочих площадей становится все меньше, и интерьер кабинета обрастает стеллажами и этажерками, столиками и полками. И все равно — уютно, неказенно.

...Теплится лампада. Суббота. Владыка только что несколько часов служил всенощное бдение. Днем принимал посетителей, освящал новый храм за городом. Устал, но — надо работать. Едва уловимая улыбка в глазах — подбодрить коллег, сотрудников, и — четыре слова: «Давайте работать, рабы Божии!»

* * *

Когда в Минске начал свою деятельность теологический факультет Европейского гуманитарного университета, Митрополит принял предложение быть не только деканом этого факультета, но и педагогом. Кое-кто из сотрудников Митрополита пытался отговорить его от еще одной большой нагрузки на его здоровье и на его — далеко не бесконечные — силы. Владыка отшучивался:

— Не могу отказаться: если не буду преподавать, у меня мозги заржавеют; и без того уже скрипят!..

Остается добавить, что ныне, после реорганизации факультета в Институт теологии Белорусского госуниверситета, митрополит стал ректором Института.

* * *

Однажды я, подыскивая иллюстрации к какой-то публикации, принесла на совет владыке Митрополиту альбом репродукций этюдов к картине народного художника СССР Павла Корина «Русь уходящая». Павел Дмитриевич Корин, сын крестьянина-иконописца, был, надо полагать, верующим человеком. Известно, что в 1914 году в Московской Марфо-Мариинской обители он расписал стены церкви-усыпальницы во имя Сил Небесных и Всех Святых, которую преподобномученица великая княгиня Елисавета предполагала сделать местом своего упокоения.

В конце 20-х — начале 30-х годов художник работал над монументальным полотном, названным им «Русь уходящая». К сожалению, завершить картину ему так и не удалось. Судя по этюдам («Схимница», «Игумения Фамарь», «Иеромонах Митрофан» и другим), мастер создал целую галерею портретов плеяды людей цельных, одухотворенных, строгих, сильных, но — увы!- безвозвратно уходящих в прошлое, как полагали тогда в миру. Уже в послевоенные годы, будучи старым, маститым художником, П.Д. Корин смог устроить выставку этих этюдов, которую так и назвал: «Русь уходящая». Это название, конечно, было своеобразной дипломатией, маленькой «хитростью» мастера, позволившей показать широкому зрителю, давно насильственно отторгнутому от Церкви, замечательные образы церковных людей, как бы изнутри освещенных светом вечной Истины.

Однажды Владыка, листая принесенный мною альбом Павла Корина и внимательно рассматривая репродукции, рассказал такую историю:

— Я видел оригиналы этих работ Павла Дмитриевича. Когда открылась выставка «Русь уходящая», это было событие в культурной жизни Москвы, и Святейший Патриарх Алексий I с группой священнослужителей пришел на вернисаж. Почти на пороге выставочного зала мы встретили небольшую группу государственных чиновников, один из которых, громко, чтобы все могли услышать и оценить его «остроумие», сказал своим попутчикам, указывая рукой: «Вот она, Русь уходящая!..» И тогда архимандрит Пимен (Хмелевский), наместник Троице-Сергиевой лавры, тоже громко и твердо произнес: «А мы еще вернемся».

* * *

Как-то в середине 1980-х годов Митрополит по просьбе одной женщины-ученого принял ее в своей минской резиденции. Делая первые шаги на пути к христианству и пребывая в полном незнании его основ, собеседница Митрополита разделяла заблуждение части научной интеллигенции, полагающей, что раннехристианские общины по своей сущности якобы были близки коммунистическим идеалам. Гостья Владыки хотела в своем мировоззрении совместить несовместимое. Она шла к Церкви, но, будучи членом партии, ощущала известный дискомфорт и потому искала совета архипастыря.

— Как быть, Владыко? — спросила посетительница. — Ведь Устав партии требует от коммуниста «бороться с религиозными предрассудками»...

— А Православная Церковь тоже борется с религиозными предрассудками, — ответил Владыка.

* * *

1989 год. Пресс-конференция владыки Митрополита — уже не помню, по какому поводу. Кто-то из журналистов задает Митрополиту достаточно тривиальный вопрос:

— Почему среди священнослужителей можно встретить не очень красноречивых, а иногда и людей с мирскими пороками?

— Видите ли, — отвечает Владыка, — достойным кадрам пока неоткуда взяться. Количество верующих растет, образуются все новые общины, люди приезжают ко мне со всей Беларуси делегациями: «Дайте нам батюшку!» А где ж их взять, батюшек-то? Белорусские семинарии давно закрыли, — думаю, для вас это не новость. Мы вновь открываем Минскую семинарию только в этом году. Вот и приходится рукополагать во священники людей без специального образования, а порой — и без должной проверки... — Лицо Владыки мрачнеет, брови сдвигаются. — Да если хотите знать, — с горечью говорит он, — у меня уже руки паленым пахнут из-за вынужденных поспешных рукоположений во священный сан. И знаю, что дам ответ за это, но и другого выхода пока не вижу... Ведь апостол Павел, рукоположивший во епископа Тимофея, наставлял его: «Рук ни на кого не возлагай поспешно и не делайся участником в чужих грехах» (1 Тим. 5, 22). Должен, тем не менее, заметить, что недостойный своего сана служитель Церкви — не прерогатива нашего времени и нашей республики. Более ста лет тому назад святитель Филарет, митрополит Московский, писал в частном письме: «Как наше время походит на последнее!.. С горем и страхом смотрю я на изобилие людей, заслуживающих лишения сана! Но и то правда, что боюсь чужих грехов, а не своих!»

* * *

В перерыве Епархиального собрания духовенства Владыка отводит в сторонку священника из одного районного центра и, положив правую руку на грудь, умоляюще грустно говорит батюшке:

— Отец, родной мой, да ты можешь, наконец, уста-то свои открыть для проповеди, а? Ну, хоть по воскресным-то дням?.. Паства твоя просит, не я...

* * *

Из-за приоткрытой двери кабинета Митрополита доносятся голоса. Кто-то громко, эмоционально убеждает Владыку отдохнуть. В ответ слышится его фраза, сказанная решительным, непривычно назидательным тоном, не допускающим возражений:

— Наилучший отдых — это смена характера работы.

Как тут не вспомнить приснопамятного старца отца Николая Гурьянова, который в ответ на уговоры полежать, отдохнуть говаривал: «Лежат только лентяи» или: «Отдыхать — это грех»...

* * *

Когда пришла печальная весть о кончине старца Николая Залитского, владыка Экзарх в своем кабинете на журнальном столике установил фотографию усопшего батюшки, а вокруг по всей обширной столешнице расставил сосуды с живыми цветами.

* * *

Как-то довелось быть свидетельницей такого эпизода. К четырем-пяти часам пополудни у кабинета Митрополита собралось изрядное число людей, ожидающих аудиенции. Были среди них и приходские священники, приехавшие издалека, и миряне, и воспитанники Семинарии, и нецерковный люд — у каждого свое неотложное дело, свой вопрос к Патриаршему Экзарху. Здесь же ожидали решения рабочих проблем и несколько сотрудников Управления. Владыка вел прием едва ли не с самого раннего утра, а число жаждущих его решения, совета, благословения не уменьшалось — людей все прибывало.

А надо сказать, что в ту пору нехитрое «домашнее хозяйство» Митрополита вела экономка — суровая, строгая монахиня П. Она же готовила ему еду. Конечно, матушку не могло не огорчать, что Владыка, трудясь и принимая многочисленных посетителей, забывал вовремя поесть. К тому же мать экономка переживала, что заботливо приготовленная к определенному часу еда из-за занятости и деликатности митрополита Филарета, не позволявшего себе заняться трапезой, когда его ждут люди, чаще всего переставала быть свежеприготовленной, несколько раз подогревалась, «перестаивала».

И вот на этот раз, видимо, матушкино монашеское терпение не выдержало испытания. Крупная, седая, решительная — и чрезвычайно выразительная в своем праведном гневе — предстала она перед нами, ожидающими встречи с Владыкой. С минуту молча осматривала всех, укоризненно покачивая головой и, наконец, в сердцах громко проговорила  прямо у двери кабинета:

— Милые мои, да вы дадите когда-нибудь Митрополиту поесть, а?! Маковой росинки во рту с утра не было!.. — Далее матушка, видимо, сказала бы все, что она о нас думает, но тут дверь отворилась, и Владыка, стоя на пороге, приложил палец ко рту и громким шепотом сказал:

— Чш-ш, тихо, матушка, тихо! Это ты на меня можешь кричать, а на людей — нельзя. Тихо! Скоро приду.

И продолжил прием.

* * *

В одном из многочисленных ныне монастырей Беларуси подвизается инокиня, которая кропотливо и самоотверженно из всех доступных ей источников собирает материалы, факты, упоминания в литературе, чтобы по ним воссоздать историю жизни православного народа в том крае и летопись обители. Владыка митрополит как-то, со свойственным ему мягким юмором, так отрекомендовал гостям эту инокиню, скромно совершающую свой подвиг:

— Знакомьтесь: это наш местночтимый летописец!..

* * *

Белорусскому православному читателю хорошо знакома богато иллюстрированная серия книг «Наши духовные ценности», которую вот уже десять лет в тесном сотрудничестве с Владыкой Экзархом выпускает частное издательство с «музыкальным» названием «Четыре четверти».

14 декабря, следуя многолетней традиции, в вестибюле здания Белорусской Экзархии собрались многие из тех, кто хотел встретить здесь Владыку после Божественной литургии, чтобы поздравить его с днем Ангела. Когда с поздравлением к имениннику подошла Лилиана Анцух, главный редактор вышеназванного издательства, Владыка, принимая теплые слова в свой адрес, пунцовую розу и очередную книгу, ответствовал:

— Благодарю! И — готов служить на все четыре четверти!

* * *

Однажды 4 августа — в день празднования святой равноапостольной Марии Магдалине — владыка Митрополит служил Божественную литургию в минском храме Марии Магдалины. Храм небольшой по размерам, и когда Владыка по окончании службы читал проповедь, вошедшие в притвор молодые люди, ожидающие своего венчания, и их друзья — видно, народ нецерковный — громким шепотом нарушали обычную для храма тишину и мешали Митрополиту говорить, а прихожанам — слушать.

Договорив фразу до конца, Владыка сделал небольшую паузу и сказал:

— Буду завершать свое слово, братья и сестры: пришли брачующиеся, их друзья, жених и невеста волнуются, ждут венчания. Их можно понять.

В храме снова наступила полная тишина. Владыка продолжил:

— Мне остается только поздравить молодых с днем создания семьи, с радостным, но и ответственным событием в их жизни. Что же пожелать вам, дорогие мои? Пусть не удивят вас мои слова. Я не пожелаю вам безоблачной любви на всю жизнь, ибо любовь есть подвиг. Так что желаю вам помнить об этом, помнить, как во время венчания над головами вашими держали венцы и пели тропарь мученикам. Да, жизнь супругов — это добровольное мученичество, это готовность терпеть недостатки друг друга ради сохранения единства и мира семьи.

...И долго еще мы, слышавшие это слово Владыки, удивлялись: каким образом то горькое знание, которое для нас, мирян, — результат «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» (А.С. Пушкин), для Владыки нашего, монаха едва ли не со школьной скамьи, — изначальное знание, не нуждающееся в опыте...

* * *

По поручению Владыки мне довелось некоторое время трудиться под началом одного священнослужителя, назовем его отцом Р. Опытом общения, а тем более совместной работы с лицами духовного звания я в то время не обладала и, по-видимому, проявила «ревность не по разуму». И постепенно наши деловые отношения с отцом Р. были доведены, как говорится, «до белого каления». Причем конфликты возникали исключительно на деловой основе и носили, я бы сказала, принципиальный характер. Вне круга рабочих вопросов у нас поначалу сложились добрые, ровные взаимоотношения, но и они уже были под угрозой распада. Все это повергало меня в растерянность, уныние, тревогу, и однажды, после очередной длительной и безысходной «дискуссии», я не нашла ничего лучшего, как обратиться к Владыке с личным письмом. Не скрою: увы, это была жалоба.

Весь стыд и срам за нее я пережила в ближайшее же воскресенье. До этого дня Его Высокопреосвященство в связи с моим письмом не сказал ни слова, и вообще наши епархиальные трудовые будни шли своим обычным чередом. В то воскресенье Митрополит служил позднюю литургию в кафедральном соборе. Началась проповедь Владыки, которую я, стоя неподалеку от солеи, слышала очень хорошо. Владыка проповедовал об особой миссии священнослужителей и о должном к ним отношении со стороны мирян. И вдруг я поняла, что Владыка, говоря всему собору, обращает свое поучение — а затем и свой укор — лично мне. Мне даже показалось (а может, так оно и было), что Владыка смотрит на меня в самых сильных местах своей проповеди, и смотрит с укоризной, а в голосе его при этом появляются нотки гнева, каковых я ни до того, ни после никогда не слышала. Надо ли говорить, что я тогда пережила... Но этой проповедью-отповедью дело не закончилось. Хотя в обычном рабочем общении Владыка ни в чем не проявил какого-то иного отношения ко мне и ни словом не обмолвился о моем злосчастном письме, но в достаточно скором времени у владыки Экзарха как бы сама по себе возникла необходимость поручить отцу Р. и мне новые, другие участки работы. Наши с отцом Р. послушания теперь ни в чем не пересекались, а значит, исчезли и точки профессиональных преткновений, и отношения наши вполне наладились, слава Богу!

Вспоминая об уроке, преподанном мне Владыкой, не могу не поделиться всегда возникающей при этом ассоциацией: Н.С. Лесков ярко, живописно, остроумно и, как я теперь понимаю, точно описывает последовательную и непримиримую позицию святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского, в тех случаях, когда мирские особы жаловались ему на священнослужителей или даже на рядовых певчих...