Учил души смирением. На кончину митрополита Лавра

В последние четыре года с экранов телевизоров предстал российской публике странный человек. Он носил высокий титул Митрополита Восточно-Американского и  Нью-Йоркского, Первоиерарха Русской Православной Церкви Заграницей, и был облачен в соответствующие одежды. Он встречался с Президентом и Патриархом, а  затем подписал 17 мая прошлого года исторический акт о единстве Православной Церкви в России и Зарубежье, положив тем самым конец трагическому разделению русского народа в XX веке. Его торжественно встречали по всей стране и награждали орденами и премиями. Но при этом он совершенно не соответствовал привычному нам образу главы Церкви или вообще какого бы то ни было лидера.

Этот внешне немощный старик тихо и невнятно говорил, без должной чинности двигался во время богослужений, постоянно пребывал, казалось, то ли в полусне, то ли в глубокой задумчивости, а на официальных церемониях, получая награды от высших российских руководителей, когда самое бы время произнести высокопарную патриотическую речь, он говорил скромные слова благодарности, а главным образом проповедовал — о Святой Троице, например, или о любви Божией. 

Как же получилось, что именно этот человек — Митрополит Лавр, тихо скончавшийся 16 марта в своем домике в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле (штат Нью-Йорк), совершил, казалось, невозможное — с очень малыми потерями привел свою Церковь, главный смысл существования которой заключался для многих ее членов в противостоянии «советской» Московской Патриархии, к единству с Церковью в России?

Оглядываясь сегодня на его жизнь и вслушиваясь в свидетельства людей, знавших его лично, мы видим не только еще одну драматическую судьбу выдающегося представителя «русского мира» в зарубежье. Перед нами оживают часто замыленные в высокопарном пустословии понятия — монашество, пастырь, деятельная любовь, смирение и вера в Бога, а привычные формы епископского служения открываются в своей первоначальной сути.

«Он был монах, никак не политик! — говорит известный немецкий политолог Александр Рар, выросший в РПЦЗ и не раз посещавший Митрополита Лавра в Джорданвилле, — Но он поверил переменам в России».

«Владыка Лавр вел Зарубежную Церковь своим смирением», — говорит протодиакон Виктор Лохматов, который в 1957 году одиннадцатилетним подростком приехал поработать в Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле, да так и остался на 50 с лишним лет помощником у иеромонаха, а впоследствии Митрополита Лавра. Это он нашел скончавшегося Митрополита Лавра в воскресенье, когда принес ему в скит обед — «руки под головой, как я его всегда видел спящим».

«Он своим смирением, примером своей жизни учил души, — преодолевая волнение, говорит протодиакон. —  Он вставал раньше всех, трудился больше всех и никогда не плодил моменты, где люди враждовали бы. Если я приду к нему на кого-то пожаловаться — бывали такие случаи, — он всегда найдет что-то хорошее сказать про этого человека. Он на всех смотрел с любовью — особенно на тех, кто как-то провинились».

Милица Холодная, главный редактор издающегося в Москве и Нью-Йорке журнала «Русское возрождение», вспоминает, как однажды приехала в монастырь, когда владыка Лавр был его настоятелем в сане епископа. Случайно забредя на кухню, она увидела на стене расписание дежурств по посудомойке. Имя епископа Лавра значилось в списке. «Он был полновластным хозяином в монастыре, — говорит Холодная. — Что он внес себя в список посудомоев — это о многом говорит. Это всегда очень его отличало от большинства людей, которые высокие посты занимают. К нему всегда можно было приехать с любым личным горем, не назначая предварительно приема. Ну, подождешь немного, но он обязательно с тобой поговорит так, что понимаешь — ты ему небезразличен. И так с любым человеком».

Монашеская традиция, удивительным представителем которой был покойный иерарх, восходит к Почаевской лавре на Волыни (ныне Тернопольская область Украины). Именно в основанном почаевским монахом, впоследствии архиепископом Виталием (Максименко), монастыре в селе Ладомирово в Словакии началась в 1939 году жизнь монастырского послушника для 11-летнего местного крестьянского сына Василия Шкурлы. По национальности будущий Митрополит Лавр был русином (карпатороссом) — представителем небольшого славянского народа русского самоощущения, исторически жившего в пределах Австро-Венгерской империи и много претерпевшего за свое исконное православие и русскую ориентацию. Монахи в Ладомирово вели активную издательскую деятельность. Продолжили они ее и в Джорданвилле — в сельской глуши на севере штата Нью-Йорк, куда переселились в 1946 году, после прихода Красной Армии в Словакию. Здесь в 1948 году Василий Шкурла был пострижен в монашество с именем Лавр.

Преподавать в Джорданвилльской семинарии — единственной семинарии РПЦЗ — он начал, еще учась на старших ее курсах. Потом был инспектором семинарии, одновременно заведовал канцелярией монастыря и книжным складом, да вдобавок славился своими борщами. «Весь монастырь на нем вертелся», — говорит протодиакон Виктор Лохматов. В  1967 году архимандрит Лавр стал епископом Манхэттенским, секретарем Синода РПЦЗ. А через 10 лет вернулся в монастырь уже его настоятелем, епископом Троицким и Сиракузским. 

«Он все послушания, какие в монастыре бывают, сам испытал, — рассказывает протодиакон Виктор Лохматов. — Начиная с коровника и кончая типографом за линотипом. Вы знаете, что такое линотип? В те годы монастырь выпускал массу церковной литературы, и мы старались по возможности отправлять что-то в Россию».

Для многих православных в Советском Союзе именно литература, выпущенная в Джорданвилле и тайком перевезенная через границу, была и глотком чистого воздуха, и единственной ниточкой, связывавшей их с неподконтрольной советской власти частью Русской Православной Церкви за «железным занавесом». Возможно, и для владыки Лавра издательская работа и, через нее, связь с Россией оказалась тем семенем, из которого выросло его служение церковному единству.

В 1986 году, когда умер Предстоятель РПЦЗ митрополит Филарет (Вознесенский), любимый паствой архиепископ Лавр виделся как наиболее вероятный кандидат на митрополичью кафедру. Но церковь возглавил митрополит Виталий (Устинов), отличавшийся крайней нетерпимостью к Московскому Патриархату. В период, когда Церковь в России была освобождена и, казалось бы, причин для продолжения политического по своей сути раскола больше нет, вместо воссоединения началась жестокая конфронтация. РПЦЗ открыла свои приходы в России и предъявляла все новые и новые претензии к РПЦ. Та, в свою очередь, претендовала на храмы РПЦЗ в зарубежных странах.

Архиепископ Лавр меж тем с жадностью впитывал новости из России и оказывал тихую поддержку тем силам в РПЦЗ, которые выступали против антимосковской «генеральной линии», подвергаясь порой настоящему общественному террору. Например, принял у себя в Джорданвилле съезд Свято-Серафимовского фонда, глава которого протопресвитер Александр Киселев выступил с резкой критикой открытия приходов РПЦЗ в России, чем навлек на себя гнев священноначалия.

 Когда официальный орган РПЦЗ осудил перенесение мощей преподобного Серафима Саровского из Петербурга в Дивеево в 1991 году как едва ли не открытие «лже-мощей» в «безблагодатной» московской Церкви, владыка Лавр не стал выступать с критикой статьи, а инкогнито поехал в Дивеево и отслужил молебен у этих мощей. Однако об этом стало известно, и разговор о «безблагодатности» утратил смысл.

«Мы, сторонники единства, были тогда очень немодные, а он там, где мог — терпел, там, где мог  — помогал», — вспоминает Милица Холодная, дочь о. Александра Киселева. 

В 90-е годы архиепископ Лавр совершил несколько таких тайных поездок по России — в одежде простого иеромонаха, не объявляя о своем приезде в тот или иной монастырь или храм. «Только не называй меня владыкой!» — вспоминает указание своего духовного отца во время этих поездок протодиакон Виктор Лохматов. «Владыка был очень наблюдательный. Как он в монастыре всегда видел гораздо больше, чем люди думали, что он видел и знал, то же самое относится и к России. Он все подмечал, следил за жизнью там, особенно — за жизнью православных людей, и это его толкнуло к тому, что пора уже это дело (разделение) завершить».

Внутренние процессы, ведущие к воссоединению, начались в РПЦЗ задолго до памятной встречи президента Путина с иерархами этой Церкви в ноябре 2003 года. В 2001 году митрополит Виталий ушел на покой, объявив затем, что был принужден это сделать, — и оказался в итоге в расколе, одном из многих в РПЦЗ, сопутствовавших воссоединению основной ее части с Московским Патриархатом. Митрополитом тогда был избран Лавр.

«И вот то, чего я боялся, это меня постигло, —  сказал он, принимая пост. — Вот, на старости моей собратья мои архиереи связали меня и вручили мне корабль нашей Русской Зарубежной Церкви. Я это принял за послушание Богу, Церкви Христовой и нашему Архиерейскому Собору. Сам я не чувствую никаких своих преимуществ и каких-либо сил, чтобы вести этот корабль. Только полагаюсь на помощь Божию, на молитвы нашей паствы... Необходимо русским православным людям и вообще православным людям быть едиными духом и делом».

После встречи с Путиным и первого официального визита делегации РПЦЗ в Россию в мае 2004 года начался сложный переговорный процесс. По свидетельству его участников, несколько раз переговоры были на грани срыва — настолько различен был опыт и подходы у двух частей Русской Церкви. Когда перспектива воссоединения стала ясно прорисовываться, в РПЦЗ усилились брожения. Многие были не согласны. Протодиакон Виктор Лохматов вспоминает, как болезненно переживал Митрополит эти разногласия, но не показывал своих эмоций. Благодаря тому мирному духу, который отмечают все встречавшиеся хоть раз с Митрополитом Лавром, число отколовшихся приходов удалось свести к нескольким десяткам, главным образом, на территории бывшего Советского Союза, где люди приходили в РПЦЗ в основном из оппозиции официальной Церкви. Да и вообще руководство его было таким же тихим, как и все его пастырство.

«Он ничего никогда резко не говорил, никого не заставлял, никого за шкирку не брал, — говорит Милица Холодная. — И говорил-то он, прямо скажем, плохо, а иногда и непонятно. Но Божья воля через него действовала. У нас были ораторы и деятели, которые были яростно против, были, которые — яростно за. И толку — никакого! А тут взяло и сделалось!»

Надо ли говорить, что уход Митрополита Лавра — это смерть, о которой только и могут мечтать православные верующие, которые каждый день просят у Бога «безболезненной, непостыдной, мирной» кончины. Закончив свой «труд, завещанный от Бога», чуть более двух недель как вернувшись из очередной поездки по дорогой ему России, отслужив все службы первой недели Великого поста, кроме субботы, когда он почувствовал себя плохо, 80-летний старец тихо умер во сне в то самое время, когда Церковь празднует Торжество Православия.

Противники воссоединения, скорее всего, попытаются использовать его смерть для продвижения своей повестки дня. Но им наверняка не удастся повернуть процесс вспять. «Этот раскол уже на мели сидит, — говорит Холодная. — Я думаю, это кончится».

По уставу РПЦЗ, Первоиерарх избирается на собрании всех епископов — Архиерейском Соборе, и каждый епископ из 11 имеющихся на сегодня в этой самоуправляемой части Русской Православной Церкви может быть кандидатом. Согласно подписанному в прошлом году Акту о каноническом общении, избранный Митрополит подлежит затем утверждению Патриархом Московским и всея Руси. Временным главой РПЦЗ по смерти Митрополита Лавра стал его первый заместитель, архиепископ Сиднейский и Австролийско-Новозеландский Иларион (Капрал). Его же, как человека наиболее близкого Митрополиту Лавру по духу и взглядам, источники в РПЦЗ называют наиболее вероятным преемником Митрополита Лавра. Другой возможный претендент — архиепископ Берлинско-Германский и Великобританский Марк (Арндт).

Владыку Лавра похоронят в Джорданвилле, как только архиепископ Иларион прилетит из Австралии, чтобы возглавить отпевание. Скорее всего, это произойдет в пятницу, 21 марта.

И последнее. Работая над этим некрологом, я долго искал в опубликованных выступлениях Митрополита Лавра какую-нибудь емкую цитату, характеризующую национальное, общественное и историческое значение воссоединения Русской Церкви. И не нашел. Он говорил о единстве совершенно другими, непривычными нам словами. «Мы должны спасать свои души в любви друг ко другу и в единстве, — сказал он меньше месяца назад, получая из рук Юрия Лужкова премию «Соотечественник года». — А это требует колоссального труда, терпения, смирения и снисхождения. Будем же активно стремиться к этим добродетелям, чтобы развивать и укреплять достигнутое нами, с Божией помощью, единство и церковный мир, чтобы разделения, постигшие Русскую Православную Церковь и народы нашего Отечества в трагическом ХХ веке, более не повторялись. Пусть каждый начнет заботиться о мире внутреннем, о мире со своей совестью, то есть о личном мире и согласии в жизни с Богом. Стремясь к этому миру и добиваясь его, мы тем самым будем стремиться и к развитию мира и единения в жизни общества. Без этого, как бы ни старались, разделения и даже раздоры будут продолжаться.

Авва Дорофей рисовал круг. В центре круга — Бог. По линии круга — мы, люди. Как сблизиться нам? Каждому надо со своего места идти к центру, к Богу. Чем ближе будем к центру — к Богу — тем ближе будем и друг к другу. Так мне представляется путь к духовному единству народов нашего Отечества. Идя этим путем, мы будем действенно участвовать в великом деле “соединения всех”. Аминь».