Ложь в литературе долго не живет
— Дмитрий, сегодня на прилавках книжных магазинов детских книг очень много. На что, по вашему мнению, должен ориентироваться родитель, выбирая книги для своего ребенка?
— На свой вкус и на свое сердце. Не надо покупать детские книги с ощущением, с которым муж покупает жене книгу по вязанию, в котором сам ничего не понимает. Дети всегда чувствуют настроение родителей и их личное отношение.
— Расскажите, как вы начали писать для детей?
— Как-то постепенно все получилось. Я никогда не ставил перед собой задачи стать детским писателем. Просто мне нравилось делать то, что я делаю.
Когда я в 1994 году писал свою первую сказку, я учился на третьем курсе филфака МГУ и думал, что быть мне только филологом и больше никем. Я очень долго писал свои книги исключительно для себя, поскольку своих детей у меня тогда еще не было.
— На какую аудиторию рассчитаны ваши книги?
— Первые мои книги — «Дракончик Пыхалка», «Приключения домовят», «Властелин Пыли» — повести-сказки для детей примерно 4–9 лет. Потом была фантастика для подростков и реалистические рассказы. Из того, что было тогда написано, мне самому нравится «Король хитрости». Это школьные рассказы.
Но примерно с двухтысячного года я почувствовал, что в собственно детской литературе мне уже не удержаться. Я сам стал другим, изменился. Исчезло то ощущение радости и чистоты, которое бывает свойственно человеку между юностью и взрослостью. Многое из того, что мне хотелось сказать, было взрослым, серьезным. И я стал понемногу экспериментировать с жанром «универсальной» литературы, которая была бы интересна и мне самому, и читателю от 9 и до 99 лет.
Именно в те годы я написал «Таню Гроттер» — 13 книг, и вот сейчас заканчиваю сериал о «Мефодии Буслаеве». Но назвать эти книги «православной литературой» у меня язык не повернется. Я считаю, что это юмористическое фэнтези с элементами абсурдной литературы и пародии. В общем, просто веселые книги. Дай Бог, чтобы они оказались не вредными, никого не совращающими и хотя бы немного двигающими читателя в правильном направлении.
Я давно заметил: когда ставишь себе особую цель написать что-то хорошее, чистое, полезное другим, то чаще всего выходит все не то. Даже хуже иногда получается, чем когда вообще не ставишь перед собой высоких задач и пишешь, как пишется. Потому что, наверное, нельзя написать ничего такого, что было бы вне тебя. И до тех пор, пока сам не очистишься, не станешь чистым колодцем — и вода из тебя будет гнилая или с привкусом. А если, не очистившись, в состоянии горящего неофитства кидаешься что-то делать, писать, воевать — получается совсем не то, что надо. Хорошо бы наложить на каждого на несколько лет запрет писать. Как, допустим, на Ефрема Сирина его старец (если я не путаю). И ведь помогло. Прочистился его колодец — и как он потом писал!
— О чем сегодня важно говорить с юным читателем?
— Обо всем, что интересно и важно самому автору. При условии, конечно, что это что-то здоровое. Ничего другого, кроме того, что ему самому интересно и для него важно, человек вообще не в состоянии сказать убедительно. Это будет ложь, а она в литературе долго не живет. Читатель ее сразу чувствует.
— Какой вам видится христианская литература для детей, не вызывающая у них отторжения?
— Она может быть разной. Сколько авторов — столько книг. По заказу можно написать пособие по пользованию микроволновкой, но не христианскую книгу. Это уже от души и от сердца.
И меньше сюсюканья. Православную литературу сюсюканье всегда очень портило.
— Может ли, на ваш взгляд, в современной детской литературе идти серьезный разговор о Боге? Нужно ли это, и в какой форме?
— Это очень сложно. Тут самое главное слово — осторожность. Один шаг влево или вправо — и получится ложь. Дети ее, может, разумом и не уловят, но все равно капля яда у них в душе осядет. Может, все-таки Евангелие и Псалтирь — более безопасный путь? Тут главное — не вызвать отторжения.
Нельзя воспитать христианина раньше, чем просто нормального человека. Спокойного, уравновешенного, думающего о ближнем.
Часто в жизни действует некий двойной стандарт. Правило вечернее и утреннее читаем, на причастие ходим — а людишки все равно так себе. А потом непонятно, почему наши дети в пятнадцать лет вдруг перестали ходить в Церковь. Да потому что изначально все это было где-то вне души. Им говорили «не осуждай» — а сами осуждали. Им говорили «прости» — а сами не прощали.
В общем, от нас много не требуется. Быть человеком, не творить другим того, чего себе не желаем, не сплетничать, не осуждать, просить Бога о даровании любви и смирения. А остальное уже Церковь даст.
— Многих православных родителей зачастую смущают сказочные сюжеты детских книг, волшебство. Как вы смотрите на эту проблему?
— Тут не магии надо бояться, а отношения к ней. Глупо выгонять из сказок Бабу-Ягу и Змея Горыныча. Это заведомо утопия и тупик. Главное, чего тут надо бояться, это смешения магии и православия.
Где нет трезвения — там нет здоровой литературы. Мне кажется, упоминание Таинств, креста, Церкви, молитв имеет право существовать только в реалистических жанрах. Когда же все это прокрадывается в фэнтези — это губительно.
— Многие детские книги, ставшие классикой, далеки от той благостности, которую хотят видеть в детской литературе православные родители. Например, некоторые родители, не задумываясь, спешат исключить из круга чтения своего ребенка такие книги, как «Малыш и Карлсон» Астрид Линдгрен. А вы читаете «Карлсона» своим детям?
— Сам я читал «Карлсона» в детстве пятнадцать раз. Это была моя любимая книга, вместе с «Маугли» и «Вини-Пухом». Мне кажется, «Карлсона» изгонять не стоит. Да таких родителей и мало, кстати сказать. Телевизоры все наши знакомые повыбрасывали уже давно, а вот на «Карлсона» пока никто не покушался.
— Востребованы ли современным российским обществом писатели-сказочники?
— Сказочники, боюсь, нет. Реалисты — да. Фантасты — тоже в какой-то мере да. Но все же нужны, просто до боли нужны в нашей русской литературе реалисты. Но не обличающие, охваченные духом уныния, у которых все плохо. А реалисты радостные и жизнеутверждающие.
И еще интересно: совершенно нет «многодетной» литературы. Семей многодетных уже много, и надо им что-то свое — где будет вся эта детская возня, горшки, памперсы, ссоры, вечернее укладывание, вопли при утренних сборах в храм. Когда по храму дети бегают, как электровеники, и только тогда успокаиваются, когда подсвечники чистят. А ничего «многодетного» в литературе не вспоминается. Разве только шведская книга «Папа, мама, восемь детей и грузовик»... Кстати, вот отличная, правильная книга, хотя написал ее зарубежный автор, и о православии там вообще ничего нет. Но все, что нужно, и само как-то просачивается.
Пока в православной литературе нет ничего лучше книг Лукашевич и Шмелева, а они давно уже жили. Но это не означает, что ничего равного им не появится. Современной православной литературе — всего лет пятнадцать. И она просто не успела еще наработаться за такое короткое время.
Беседовала Мария Ельцова
|