Принцы и принцессы со звезды «Сиротство»

Каждый ребенок имеет право воспитываться в семье. Но не всем дано это право реализовать. Катя и Сергей Чусовы взяли на воспитание детей из детского дома.

Маленький, худенький мальчик. Смотрит настороженно.

— Ты кто?

— Я — принц.

Ну конечно! Как можно было не догадаться? За спиной «плащ» — кусок ткани на тесемках, под горлышком — бантик. Сейчас попросит нарисовать барашка?

— У меня была корона. Но она порвалась. С короной сразу было видно, что я принц.

— Сейчас тоже отлично видно. А корона почему порвалась? Бумажная была?

— Да, бумажная. Регинка зацепила и порвала.

— Но она же случайно, наверное?

Молчит. Привык с подозрением относиться к случайностям. Сегодня случайно порвалась корона. А три года назад на две неравные части разорвалась детская жизнь. Одна часть — с родной мамой, другая — без нее.

В свою новую семью, к Кате и Сергею, Артем попал не с прекрасной звезды, а из детского дома. В один знаменательный день мать взяла своих детей за руки — его, четырехлетнего, и старшего, семи лет от роду, — и отвела в приют. На этом жизнь братьев в кровной семье закончилась: из приюта их скоро отправили в детский дом. Объяснений этому событию маленький Артем так и не смог найти, и вряд ли когда-нибудь сможет. Отказ матери он пережил тяжело и вспоминать о ней не любит. Правда, иногда начнет вдруг подробно рассказывать, как шли они с мамой к приюту, и как она держала его за ручку, как на дороге сидела кошка, и на нее напала злая собака, и кошка перебежала дорогу, и стала черная и страшная. Да еще порой всплывают в его речи диковатые эпизоды о том, как какой-то дядя Леша бил маму сковородкой по голове...

В детском доме Артем прожил год, а потом его забрали к себе Катя с Сергеем — в маленький деревенский домик с печкой, с книжками и с иконами. Кроме Артема там уже жила Регинка. Ей было шесть. И стали они жить вместе.

Искания Чусовых

Почему в минуту душевных метаний преуспевающий питерский компьютерщик и «практикующий йог» Сергей Чусов отправился в Серафимо-Дивеевский монастырь, объяснить рациональными причинами почти невозможно. Но, вернувшись из Дивеево, Сергей подвел черту под прежней жизнью и свою дальнейшую судьбу связал с православием. Черта была подведена жирная: он оставил друзей, семью, работу, достаток — почти евангельский сюжет. Понять это смогли не многие, одобрить — единицы.

В это «смутное» время он встретил Катю. Катя поняла и приняла. Они обвенчались — в том же Серафимо-Дивеевском монастыре, искупались в святом источнике — и уехали из Питера в маленькую деревню под названием Папорть в Новгородской области. Там купили небольшой домик, повесили на стенку старую бабушкину иконку с изображением Серафима Саровского и стали строить планы на будущее.

Надеяться на беспроблемную обеспеченную жизнь в деревне не приходилось. А им, городским, на первых порах вообще нелегко было. Но ведь за этим и ехали — «за испытанием да за спасением». И когда обустроились на новом месте, освоили деревенский быт и соорудили (с благословения батюшки) во дворе часовенку — чтобы думать о Боге «празднично», то почувствовали нужду в настоящем деле — живом и несомненном в своей праведности. Чтобы было настоящим служением, требовало бы всего человека целиком — с душой и телом, и чтобы через это служение еще какая-нибудь живая душа могла спастись.

Тут и наткнулись на объявление в местной газете: на период школьных каникул местным жителям предлагалось взять детдомовских детей.

В роли патронатных воспитателей

Катя и Сергей и до объявления подумывали о том, чтобы взять к себе сирот из детского дома. Но все прикидывали и подсчитывали, смогут ли потянуть. Одно дело — самим ужиматься, другое — ужимать ребенка, на котором и без них жизнь уже сэкономила.

Когда же выяснилось, что детский дом предлагает желающим взять воспитанников на условиях патронатного воспитания, включающего зарплату и пособия на детей, супруги расценили это почти как чудо: было у них стремление хорошее дело сделать, а теперь Господь дает знак, что на этом пути поддержит. И поэтому Катя не раздумывая отправилась в районный центр Боровичи и поступила учиться на курсы патронатных воспитателей.

Через некоторое время в доме появился их первый «патронатный ребенок».

Снегурочка Регина

Четырехлетняя Регина своей родной матери никогда не видела. В трехмесячном возрасте она попала в дом малютки, а оттуда — в детский дом. Впервые столкнувшись с детдомовским ребенком, Катя и Сергей не сразу разобрались в собственных впечатлениях и переживаниях.

Но месяцев через восемь, когда Регинка начала «оттаивать»,  поняли: до этого момента у них в доме жила не девочка — Снегурочка, существо, не знавшее материнской ласки, никогда не гревшееся у домашнего очага.

Координаты мира задаются младенцу осями рук его матери. Регинка как будто вообще не понимала, что она есть — настолько неопределенным было ее место в мире. Нормально развиваться она, конечно, не могла: диагноз «задержка психического развития», как правило, присутствует у всех «отказных» детей. Дефицит общения (это при изначально коллективной жизни!) и, главное, дефицит любви — не ко всем вообще, а адресной, индивидуально направленной — не компенсируется ни хорошим питанием, ни грамотным медицинским уходом.

Сказки учат, что противодействовать злым чарам Холода можно только внутренним теплом. Возможность в любой момент подойти ко взрослому, прижаться к нему — такому большому, теплому и «своему», потереться щекой о щетину Сергея, чувствовать, как Катины руки расчесывают волосы, — это и было лучшей терапией. Снегурочка исчезла.

А на ее месте оказалась вреднющая, ничего не умеющая девочка с «цыганскими» замашками.

Издержки преображения

К «преображению» пятилетнего Артема, появившегося в доме чуть позже Регинки, Катя с Сергеем были уже психологически готовы. В отличие от девочки, Артем провел в детском доме всего год. Но детдомовская жизнь и за этот период успела наложить на ребенка калечащую печать.

К моменту появления в Папорти Артем успел погостить в четырех семьях. Добрые люди развлекали и опекали его по праздникам, но на «будни» взять отказывались — настолько сложным по характеру оказался этот маленький принц. «Отличный парень, — говорил о нем Сергей. — Но эгоист стопроцентный. Никого, кроме себя, видеть не желает».

Гипертрофированный эгоцентризм, пробуждающийся в брошенных детях, которые обретают новую семью, — явление закономерное и объяснимое. Ребенок словно пытается наверстать упущенное в прежней жизни, давая волю инфантильным комплексам и желанию полновластного обладания — близким взрослым, вещами, жизненным пространством.

«Мы столкнулись с тем, что нашим воспитанникам с их опытом «коллективной» жизни труднее всего дается освоение слова (и понятия) «наше», — рассказывал Сергей. — Со Светкой, например, пришлось вести настоящую войну, прежде чем она отказалась по любому поводу кричать «Мое!»».

Светка (или Светочка, или Светик) — еще одно «приобретение» Чусовых. Она — самая младшая, трехлетняя. Четыре месяца назад Сергей и Катя взяли к себе еще двух девочек — малышку и ее сестру Кристину, ровесницу Регинки. Сестры попали к ним не из детского дома, а из приюта — временного пристанища детей, оказавшихся в кризисной жизненной ситуации и «эвакуированных» из распадающейся семьи. Сиротский статус девочки получили, уже живя в Папорти.

Учить трудом, лечить трудом

Главное дело Чусовских детей — играть. Но с момента своего появления в семье Кати и Сергея дети имеют обязанности — самые что ни на есть настоящие и серьезные: они накрывают на стол,  моют посуду (по очереди), помогают расчищать снег во дворе (детскими скребками и в течение «детского времени», но так, чтобы результат был ощутимым), участвуют в складывании поленницы (навык, необходимый для деревенской жизни) и ходят со взрослыми за водой. Даже зимой. Иногда обязанности забавляют их, иногда вызывают резкий протест — до слез и криков. Но в этом Чусовы непреклонны: статус сироты обязывает их воспитанников серьезно учиться труду.

«Они должны уметь делать своими руками все, что только возможно, — считает Сергей. — Мы вот с Катей здесь многому научились. Я могу отремонтировать что угодно — от компьютера до печки. Это мой хлеб. Они должны уметь больше — в десять раз больше других людей, чтобы в будущем приспособиться к жизни в любой ситуации — в деревне или  в городе». 

«С детьми приходится очень много заниматься, — говорит Катя. — До того, как попасть к нам, они не умели ничего, что свойственно детям их возраста: ни рисовать, ни лепить, ни вырезать из бумаги. Не говоря уж о том, чтобы рассказать наизусть какое-нибудь стихотворение. Сейчас — совсем другое дело».

Пачки альбомов с аккуратно закрашенными по контуру рисунками. Замысловатые аппликации — что-то вроде коллажа. Когда Сергей болел, Артем вырезал из бумаги маленький храм и принес, положил на подушку. Сам придумал, сам и сделал.

Катя много читает детям — сказки, библейские истории, жития святых. Говорит, детям нравится. Старшенькие ходят в воскресную школу. Познаниями Артема и Регинки уже можно гордиться: они и праздники знают, и рождественские песенки с удовольствием споют.

Но, возможно, главное достижение «патронатной педагогики» Чусовых — то, что попавшие к ним дети называют Сергея «папой», а Катю — «мамой». Пустота вокруг заколдованных принцесс и маленького принца заполнилась родительским присутствием.

Если Вы хотите написать или чем-то помочь семье Чусовых, связаться с ними можно по адресу:

174408, г. Боровичи-8,

дер. Папорть, д.14