Церковное возрождение Храмов-памятников.

Существует предание, которое из поколения в поколение передается на острове Кижи и в его окрестностях. Согласно ему, великолепный Преображенский собор, который теперь является одним из главных символов русского зодчества и духовности, когда-то был без единого гвоздя выстроен плотником Нестором. Окончив работу над храмом, мастер оглядел полое здание, а затем бросил свой топор в воды Онеги — в знак того, что второго такого не будет.

При советской власти этот собор, как и находящаяся подле него замечательная Покровская церковь, долгое время простояли закрытыми и использовались только в музейных нуждах. Но возникает вопрос: являемся ли мы, пока церкви пустуют, реальными наследниками и обладателями того исторического и культурного смысла, который вложен в них при создании и посредством многовековой молитвенной жизни? Дерзну предположить, что и сам плотник Нестор не сумел бы создать своего шедевра, если бы он ставил не Божий храм, а просто “памятник архитектуры” или “шедевр творческого самовыражения”. Живое молитвенное и литургическое чувство руководило талантливыми строителями. Поэтому можно сказать, что замысел Нестора остается неполным, нереализованным в полной мере, пока в храме нет молитвы. Любая, даже самая кропотливая реставрация и приближение облика храма к первоначальному лишь подчеркнут эту неполноту. Потому что литургия, молитва, иконы и архитектура — это части одного целого, которые с необходимостью взаимодействуют, дополняя друг друга.

К нашей великой радости, руководство и сотрудники Кижского музея-заповедника это хорошо понимают. Начинать было непросто — ведь действующий храм требует другого режима использования, нежели чисто музейный. Тем более сложно, когда оба этих режима необходимо сочетать между собой — служить службы и в те же дни принимать большие потоки туристов.

Огромным барьером, к примеру, являлось использование при богослужениях открытого огня. За десятилетия существования музея-заповедника любой огонь старательно изгонялся из островного употребления. Помимо двух храмов и колокольни погоста, в Кижах огромное множество других исторических построек — часовен, домов, мельниц и пр. — и все они деревянные. На огонь поэтому привыкли смотреть как на врага и бороться с ним. Однако священник за богослужением вкладывает угли в кадило и кадит им по всему храму, а православные верующие, молясь, традиционно зажигают перед иконами свечи. Без этого представить себе православную службу попросту невозможно. И вот чудо — огонь (разумеется, со всяческими предосторожностями) вернулся в обиход Кижского заповедника.

Обе стороны — музейные работники и церковнослужители — терпеливо двигались к взаимопониманию и разрешению сложных вопросов. Начиная с 1997 года, нами совместно с директорами Кижского музея-заповедника М.В. Лопаткиным, ДЛуговым и Э.В. Аверьяновой была проделана большая работа — и огромная им благодарность за понимание наших намерений, чаяний и проблем. Не секрет, что во многих других случаях отношения Церкви и учреждений культуры складываются не так успешно. Можно с прискорбием слышать о тяжбах между музеем и монастырем в Троице-Сергиевой лавре; долгие годы тянется процесс передачи в церковное ведение Владимирской иконы Божией Матери и “Троицы” Андрея Рублева — выдающихся иконописных шедевров общемирового значения, которые были отобраны у Церкви большевиками, но остаются величайшими святынями для миллионов верующих.

Обычно такого рода споры решаются жестко — в пользу одной из сторон и вопреки интересам другой. Множество православных святынь по-прежнему недоступны для поклонения, и в то же самое время волевым решением властей некоторые музеи прекращают свое существование, и все их имущество передается в ведение Церкви, так что в ряде случаев доступ и знакомство экскурсантов с ними оказываются затруднены. К тому же, у Церкви сегодня часто не достает средств, чтобы целиком брать на себя дорогостоящие программы по поддержанию таких памятников и развитию вокруг них необходимой инфраструктуры. Да это и не может быть взвалено на одну только Церковь. Это забота всей нации, всего государства — жить на земле, которая является не просто территорией хозяйственной деятельности, но землей со своими корнями, святынями, выдающимися образцами искусств.

В свете всего этого опыт Кижей кажется хорошим примером сосуществования и сотрудничества музея-заповедника и церковного прихода. Спокойный, уравновешенный, свободный, творческий дух, который по сей день несет в себе Заонежье и которым наверняка вдохновлялись талантливые мастера, возводя здесь прекрасные храмы, приводит всех к убеждению, что наряду с реставрацией технической кижские храмы нуждаются и в возрождении церковном.

В 1994 году начались первые контакты руководства музея с Петрозаводской и Карельской епархией. Возглавляющий ее архиепископ Мануил сразу откликнулся и по достоинству оценил миссионерские и духовно-просветительские возможности прихода на острове Кижи. Именно его стараниями были организованы первые богослужения в Покровском храме.

С 1997 года в церкви Покрова Божией Матери начались регулярные богослужения и сформировалась община. Местных жителей на острове почти нет, и в общину входят люди, в основном приезжающие из Петрозаводска, столицы Карелии, которая находится в полутора часах езды от острова по озеру на быстроходном судне. Тем не менее, значение регулярного богослужения в Кижах, на мой взгляд, огромно. Через него музейная составляющая наполняется непосредственным жизненным началом. Храм снова действует не только как памятник, но и как собственно храм — то есть по своему настоящему предназначению.

В июне 2000 года остров Кижи принимал Патриарха Алексия II, который положительно отозвался о нашем сотрудничестве и особо указал на значение опыта Кижского прихода. Несколько сотрудников музея-заповедника, особенно активно помогавших в восстановлении приходской жизни, тогда удостоились от Патриарха высоких церковных наград.

Верю, что и руководство музея также удовлетворено нашим сотрудничеством. Хорошо заметно, как изменяется отношение посетителей к Покровскому храму, в котором мы служим. Когда ощущается дыхание молитвы, присутствие святыни, уважительное внимание экскурсантов к истории и архитектуре Кижей становится благоговейным, а само посещение глубоко запечатлевается в памяти. Тем более, что воссоздаваемый нами иконостас и богослужебная утварь выполнены в старинных северных русских традициях, а особая, строгая манера древнего пения, которой придерживается приходской хор, словно переносит входящих в храм в глубь веков, ко времени построения кижских храмов.

Но мы видим свою задачу не в том, чтобы только участвовать в поддержании на острове историко-музейного колорита. Необходимо понять, что именно сейчас решается судьба Русского Севера. Перед нами стоит вопрос о том, чего мы хотим в действительности: реального сохранения самобытности Русского Севера или только эксплуатации ее? Советская власть на протяжении многих десятилетий разрушала быт северных деревень, расстреливала и сажала по тюрьмам лучших людей. Мы можем продолжить это варварское разрушение, только уже методом выжимания из Заонежья последних его невосполняемых соков, и ради быстрых денег устроить здесь некий псевдокультурный Диснейленд а 1а Киеве для развлечения богатых туристов.

В последнем вопросе музейным работникам и представителям Церкви, мне кажется, чрезвычайно просто понять друг друга, ибо в наше циничное время все мы, увы, находимся в едином положении и под единой угрозой: совсем скоро, если ничего не изменится, наши святыни и памятники окажутся попросту стенами, между которыми лениво снуют толпы зевак, не имеющих никакого понятия о том, куда они попали, и, что хуже всего, совершенно не интересующихся этим, а думающих только о хлебе и зрелищах. Музеям стоит как можно скорее уяснить, что проблема: идти ли на контакт с Церковью и уступать ли ей часть прав на объекты — это проблема надуманная и, может быть, нарочито обостряемая. Существуют проблемы более острые и более общие, состоящие в том, что огромная исследовательская и систематизаторская работа, проделанная за десятки лет музейными силами, в нынешнем культурно-общественном вакууме оказывается как бы излишней, мало кого интересующей. Зато Церковь объективно — то есть если отбросить прочь все эмоции, кипевшие в последнее время, — Церковь заинтересована в этом богатом материале, раскрывающем наши национальные традиции, и высоко ценит труд музейных специалистов, истинных энтузиастов и радетелей о наследии.

Нужно только понять, что и музеи, и Церковь подходят к вопросу по-своему занимаясь каждый своим: одни научным и культурно-историческим аспектом, другие — духовно-практическим. Надо допустить это различие, понимая, что в конечном итоге интересы и цели у нас совпадают: главное, чтобы традиция не замирала, — тогда мы не будем пытаться склонить друг друга к своей точке зрения и в результате топтаться на месте. Как в одном споре кто-то сказал: “Ну и что, если взгляды у нас разные? Зато неприятности у нас одинаковые”.