Собор Новомучеников и исповедников Российских

Корреспондент ЦВ побеседовал с протоиереем Владимиром Сорокиным, настоятелем Князь-Владимирского собора и председателем Комиссии по канонизации новомучеников, исповедников и подвижников веры и благочестия Санкт-Петербургской епархии.

— Отец Владимир, как вы стали заниматься новомучениками?

— Меня всегда интересовала история Русской Православной Церкви. Думается, история Родины и Церкви должна интересовать каждого человека, живущего в России. История нашей Церкви в XX веке — это, прежде всего, история тех, кто пострадал за веру в годы гонений.

Часть ответа на этот вопрос — и в моей биографии. Я родился незадолго до войны в сельской старообрядческой семье на Украине. С раннего детства глубоко волновали меня рассказы родных и односельчан о творимых повсюду беззакониях. Еще была свежа в народе память об ужасах голода 1930-х. Помню историю о том, как в 1933 году местные коммунисты ходили по дворам и длинными металлическими щупами искали зерно, продукты. Увы, встречалось и людоедство…

Рассказывала бабушка и о том, как закрывали в нашем селе церковь. Из соседней деревни приехала комсомольская бригада, стала все крушить, ломать, а люди пытались защищать…

А соседка поведала о большевистском обряде «крещения». Он происходил в колхозной кузнице. Ребенка носили вокруг наковальни, а в это время по ней били молотом и пели «Интернационал»...

Все это глубоко западало мне в душу и наводило ужас. Уже тогда мне все хотелось узнать: правда ли все это?

Когда после войны я пошел в школу, опять начался голод, и многое мне пришлось повидать самому. Семья наша была большой, семь человек: четверо детей, папа, мама, бабушка. Жить было тяжело. Очень хорошо помню, как преследовали тогда за «колоски». Что это было такое? Когда пшеница уже сжата, на поле остаются стоять лишь стебли с колосками, в народе их называли «стояны». Эти колоски и ходили собирать взрослые и дети. А государственный участковый уполномоченный объезжал поля и, если видел собирающих зернышки, стрелял по ним из ружья. Слава Богу, никого не убили, но то, как стреляли, я видел собственными глазами и помню, как мы прятались в высокой кукурузе.

Семье прокормиться было очень трудно. Однажды мой папа с крестным решили выбрать из соломы хоть сколько-нибудь зерна. Веяли они целую неделю, но навеяли немного. Привезли домой и стали рассыпать, чтобы разделить, у крестного тоже была большая семья. И в это время вдруг кто-то постучал в окно… То чувство леденящего страха, охватившего всю семью, мне не забыть до сих пор… Ведь это дело было подсудное, называлось «воровством колхозной собственности», и за него без особых разбирательств отправляли в Сибирь.

 История, которую нам преподавали в школе, сильно отличалась от реальной жизни, которой жили близкие мне люди. С другой стороны, ужасы, о которых шепотом разговаривали старшие, были настолько страшны, что поверить в них было почти невозможно. Казалось, что это какая-то клевета на наш народ. Ведь этот кошмар был несовместим ни с какими человеческими нормами. И во мне росло сильное желание познать истину, узнать настоящую историю своей страны.

Поступив в семинарию, начав служить иподиаконом, я все пытался разобраться в противоречиях этих двух российских историй: официальной и неофициальной. Меня мучил вопрос, насколько достоверна каждая из них. Одно было очевидно: обе они ужасны, одна другой стоила.

На многое раскрыл мне глаза «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына. А когда появилась возможность в составе церковных делегаций бывать за границей, везде — в Европе ли, в Америке — я старался попасть в библиотеку. Литература по русской истории, которая у нас была запрещена, там была очень хорошо представлена. Заграницей я впервые познакомился и с книгой протопресвитера М.Польского «Новые мученики Российские».      

Постепенно приходило умение сопоставлять факты, события, рассказы очевидцев, вырабатывалось сознание и понимание, как можно и нужно изучать историю. Я очень люблю и почитаю апостола Луку, который в самом начале своего Евангелия дает нам пример, которому полезно следовать каждому человеку, изучающему историю: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, — то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен» (Лк. 1, 1—4).

Сколько раз читаю эти строки, столько не перестаю восхищаться. Как истинный ученый, апостол называет цель своей работы, способы решения поставленной перед ним задачи. Еще раз убеждаешься, какое важное значение имеет в нашем труде достоверность, опытность, опора на свидетельства очевидцев, верность тому, что ты исследуешь. Все это очень важно для нас сегодня, и всему этому учит нас святой апостол.  

Когда шла подготовка к празднованию 1000-летия Крещения Руси, мне как ректору Духовных школ довелось принимать участие в заседаниях Комиссии Русской Православной Церкви по прославлению святых. Напомню, тогда были прославлены святители Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник, праведный Иоанн Кронштадтский, блаженная Ксения Петербургская. В то время проводились приуроченные к 1000-летию Крещения Руси международные церковные конференции, в которых принимали участие иностранные докладчики, имевшие доступ к закрытым для нас материалам, что было очень полезно для отечественных исследователей.   

Летом 1990 года Священный Синод Русской Православной Церкви принял постановление «обратиться к правящим архиереям о составлении синодиков репрессированных епископов, духовенства и мирян». Сначала по благословению почившего митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева) под моим руководством в Духовной академии была создана Комиссия по установлению имен преподавателей, погибших в годы гонений. Работа эта оказалась непростой и была продолжена при возрождаемом в Санкт-Петербурге соборе Феодоровской иконы Божией Матери и Князь-Владимирском соборе.

На нынешний день с помощью богословов, историков, исследователей нами составлен и выпущен «Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии. XX столетие». Во втором издании «Синодика», который был роздан всем храмам нашей епархии для постоянного молитвенного поминовения, указано 2170 имен. На сегодняшний день с помощью секретаря нашей Комиссии Лидии Ивановны Соколовой найдены имена еще одной тысячи пострадавших. Так что скоро мы будем издавать второй том «Синодика».

Также издан «Мартиролог», где перечислены известные на сегодняшний день имена людей, принадлежавших к другим вероисповеданиям и пострадавших в годы гонений.  

— Расскажите о работе епархиальной Комиссии по канонизации святых.

— Нынешняя Комиссия создана по благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Владимира в 2001 году. Она состоит из 11 человек, в нее входят священнослужители, богословы, историки. Все они профессионалы своего дела. По итогам работы Комиссии прославлено около тридцати новомучеников, но санкт-петербургских исповедников на самом деле значительно больше. Кто-то из них был выслан в Сибирь, в Казахстан, там многие погибли, и документы на канонизацию были подготовлены другими епархиями.

Перед всеми нами стоит очень нелегкая и ответственная задача. Недостаточно формально признать человека пострадавшим за веру Христову, нужно душой прикоснуться к его подвигу. Постараться разобраться, почему этот человек был так непреклонен на допросах, а другой старался смягчить свое положение и участь, третий же, это чувствуется, пытался спасти свою семью. Перед нами предстает страшная картина страданий народа Божьего за свою веру.

Даже судьба одного человека дает нам представление об эпохе в истории страны, а у нас судеб таких тысячи. Ведь в одной Левашовской пустоши под Петербургом было расстреляно 47 тысяч человек! Наверное, среди них были и разбойники, Бог весть. Наша задача — найти пострадавших за православную веру. Основной критерий для нас сегодня — смертная казнь, высшая мера наказания. (В постановлениях судов и «троек» писалось сокращенно — ВМН). Причина проста: на данном этапе подробно изучить жизни всех выявленных нами нескольких тысяч репрессированных православных людей просто физически не представляется возможным. Затем мы исследуем, как человек вел себя на следствии, какая была его жизнь, был ли он до конца верен Православной Церкви, как переносил свое заточение.

Вопросы, которые приходиться решать, очень сложны. Случается, что мы спорим и не можем друг с другом согласиться. Тогда решение этой проблемы оставляем на будущее: пусть пройдет время, Господь откроет новые данные и тем или иным образом укажет путь решения данного вопроса.

Когда приходится работать в архиве ФСБ с документами следственных дел, читать записи протоколов допросов и собственноручно написанные свидетельства мучеников, складывается впечатление, совершенно отличное от просмотра кинофильмов об этом времени или самой прекрасной лекции. Ведь здесь ты реально, даже материально соприкасаешься с подлинником, к которому за десятилетия до тебя прикасались руки палача и жертвы. Это сближение пусть даже с небольшим фрагментом сокровенной истории страны вызывает в душе неописуемые чувства…

— Вы познакомились с множеством документов, перед вами прошли судьбы многих людей. Можно ли сказать, что вам по-новому открылась история России? Разрешили ли вы для себя вопросы, мучившие вас в юности?

— Не могу сказать, что я удовлетворен на все сто процентов. Ясно лишь одно: знать и понимать я стал намного больше, чем пятьдесят лет назад. Но жизнь продолжается, надеюсь, еще будут и новые открытия. Мне все-таки трудно объяснить даже самому себе, почему такая большая часть народа Святой Руси так запуталась и так низко пала…

— Вы много работали над составлением жизнеописаний новомучеников. Чья судьба особо тронула ваше сердце?

— Надо сказать, что сейчас Церковь в основном прославляет священнослужителей. Но в этом году были рассмотрены дела двух женщин-мирянок Санкт-Петербургской епархии: княжны-мученицы Киры Оболенской и мученицы Екатерины Арской. Эти женщины благородного воспитания были скромными труженицами. Княжна Кира Оболенская всю жизнь проработала учительницей в советской школе. Екатерина Арская была матерью пятерых детей, ее муж был старостой Смольного собора. Он умер в 1920 году от холеры, затем смерть забрала и детей… Потом советская власть отобрала у вдовы все имущество. Екатерина Арская вошла в общину Феодоровского собора. Два раза ее арестовывали и затем 17 декабря 1937 года вместе с Кирой Оболенской расстреляли.

 Новопрославленные святые — настоящие верные дочери Православной Церкви и России. Будучи хорошо образованными, они учили народ, повышали его культуру, добивались, чтобы люди были осознанно верующими. Существующей власти они себя никак не противопоставляли. Этих жен-мироносиц расстреляли только за то, что они были верными христианками, не шли ни на какие сделки, не кричали «ура» тому, чему кричали тогда все. Власть чувствовала, что такие люди ей мешают.     

Изучая жития мучеников, задаю себе вопрос: почему власть встречалась с представителями Церкви только на допросах в следственных изоляторах и главным аргументом ее была пуля? Для себя я ответа пока не нашел.

А ведь верующие люди в большинстве своем с властью вовсе не воевали, а были готовы к диалогу, только никто с ними не разговаривал. А напрасно… Они жили и умирали, веря в то, что Православная Церковь обладает истиной, которую никакие зловредные силы не должны искажать. Они словно говорили: «Дайте людям возможность сравнить, как им лучше в мире жить: с Богом или без Бога». В их лице Православная Церковь сохранила свой великий образ — Единой Святой Соборной Апостольской Церкви.

Почему их канонизируют? Потому что они сохранили самое главное — дух и форму. А форма, как известно, дух бережет. За это они и отдали жизнь.

Помню, в деревне старушки говорили: «Если в храме не поют “Верую…”, значит, в храм ходить нельзя, причащаться там нельзя».

Я делаю для себя такое заключение: великое счастье для нас, что Православие имеет такие четкие формы. Некоторые, не желая их постичь, говорят: надо их изменить, непонятно все в Церкви. А форму эту не менять надо, а потрудиться над тем, чтобы она стала для тебя родной, чтобы ты чувствовал себя в ней как дома. Храм Божий — это же наш Отчий дом.

Форма только тогда угнетает человека, когда он ее плохо знает. Точно так же водитель на дороге: пока он учится вождению, все знаки дорожного движения являются для него препятствием, а когда он становится профессионалом, они спасительны для него. Помогают быстрее доехать, укажут, где повернуть, а где тупик.

Наши новомученики так и представляли: та форма церковной жизни, которую они получили от отцов и дедов, спасительна для русского народа, охранит его от впадения в животные страсти. Поэтому за сохранение этих форм можно отдать жизнь.     

У меня перед глазами возникает такой образ: новомученики крепко держатся за планку, это — планка духовных ценностей, а следователи бьют их по рукам, чтобы они отпустили ее. Сама планка для безбожников недосягаема, им не изменить Богом установленный порядок, не отменить Его заповеди, не переписать Божественную литургию. Они лишь пытаются в бессильной злобе отвратить людей от Бога… А истинно верующие погибают, но рук не отпускают…

Сегодня нам остается лишь сохранить те величайшие святыни, которые нам достались, тем более, что нас никто нынче не бьет по рукам… Только верность Православию возродит сегодня каждого  расслабленного.

Беседовала Марина Михайлова