Памяти отца Бориса Гузнякова

3 января исполнилось 10 лет со дня кончины протоиерея Бориса Гузнякова. Долгие годы о. Борис был настоятелем храма «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке, благочинным Замоскворечья, народным депутатом Замоскворецкого района, а также организатором Марфо-Мариинского благотворительного общества, воссоздателем и первым духовником современной Марфо-Мариинской обители.

Родился о. Борис в Москве, недалеко от Новодевичьего монастыря. Его дочь Надежда Борисовна рассказывает: «Настоятель монастырского храма Успения Пресвятой Богородицы о. Евфимий был духовником моей бабушки и частенько бывал в их доме. Когда папе было четыре года, о. Евфимий сказал: “Екатерина Ерофеевна, я для Бореньки собираю облачение, ведь он будет священником”. Бабушка рассказывала, что не смогла не улыбнуться при этих словах, т.к. “этот шалун” Боренька по части озорства был далеко впереди всех своих товарищей».

Но слова о. Евфимия все же сбылись. С 11 лет Боренька Гузняков стал помогать в храме на службах о. Михаилу Зернову (впоследствии владыке Киприану): пел, читал, ходил на требы. «Ему приходилось пропускать занятия в школе, — рассказывает его дочь Надежда Борисовна, — но учителя претензий не имели — лучший ученик, гордость школы, которую он закончил с медалью».

В 18 лет Борис Гузняков по великой любви обвенчался в храме «Всех скорбящих Радость» с Верой Константиновной Стыровой и, прожив с ней 44 года, сумел сохранить свою любовь до последнего вздоха, несмотря на все трудности их жизни. А трудностей хватало.  Мама ждала второго ребенка, когда врачи поставили отцу диагноз — открытая форма туберкулеза, каверна в левом легком. И добавили — безнадежен.

В то время о. Борис был студентом института иностранных языков. Он бросил учебу и стал священником. И случилось то, что мы называем чудом — болезнь отступила.

Отец Борис служил сначала в Краснодарском крае, в станице Славинской, затем — в храме подмосковного города Дмитрова, на нескольких московских приходах, а в последние 35 лет — в храме «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке. Будучи после смерти владыки Киприана настоятелем Скорбященского храма, благочинным Замоскворечья, народным депутатом, имея большую семью, он находил время вести огромную благотворительную деятельность. С 1988 года о. Борис вместе со своими прихожанами стал посещать пансионаты для инвалидов и пенсионеров, а также интернат для умственно отсталых детей. Он крестил, причащал, устраивал праздники, концерты, привозил подарки. Его прихожане убирали помещения, мыли, кормили больных, меняли постели.

Узнав о благотворительной деятельности, которую ведет приход Скорбященского храма, районные власти обратились к о. Борису с просьбой помочь одиноким больным и пенсионерам, проживающим в Замоскворечье. И о. Борис со всем пылом его любящего сердца принялся за организацию Марфо-Мариинского благотворительного общества. Надо сказать, что первым пунктом в уставе этого общества стояло: «Возрождение Марфо-Мариинской обители».

Общество объединило усилия многих государственных и общественных учреждений в служении своим благородным целям. Министерство РФ по атомной энергии, «Конверсбанк», Московское отделение Фонда мира и другие организации предоставили экономическую и организационную помощь. Сегодня это благотворительное общество обслуживает более 400 одиноких москвичей, которым требуется помощь на дому (уход, покупка лекарств и продуктов, приготовление пищи, уборка жилища и т.д.). Вся работа выполняется патронажными сестрами общества и прихожанами храма абсолютно бескорыстно. Отец Борис положил начало интересной инициативе по прохождению молодыми людьми из других стран альтернативной воинской службы. Так, гражданин Германии Клаус Абельс работал в интернате № 7 помощником воспитателя, потом приехал Мартин Шили, который помогал семье инвалидов.

Патронажные сестры общества работали в травматологическом отделении 1-й Градской и в 23-й городской больнице после землетрясения в Армении. Помогали в ожоговом центре 9-й городской больницы после аварии в Башкирии.

Но главным делом всей жизни о. Бориса было возрождение Марфо-Мариинской обители милосердия.

Его дочь Надежда Борисовна вспоминает: «В Дмитрове мы жили в одном домике со схимонахиней Иоанной (Патрикеевой), предсказавшей в те хрущевские времена, что в Москве одной из первых будет открыта вновь Марфо-Мариинская обитель. Сколько сил и здоровья приложили мои родители, чтобы приблизить этот день!..»

Множество добрых и полезных дел совершил о. Борис. И благодарная память о нем хранится в сердцах многих его прихожан, сотрудников, родных, всех тех, кому он помогал.

Монахиня Елизавета (Крючкова), настоятельница Марфо-Мариинской обители:

С отцом Борисом Гузняковым мне порекомендовал познакомиться ныне тоже уже покойный отец Федор Соколов. Дело в том, что храм «Всех скорбящих Радость» на Ордынке, настоятелем которого являлся отец Борис, очень активно занимался социальной деятельностью. А я, будучи в то время журналисткой, делала радиопередачи на социальные темы.

Помню, как я первый раз вошла в храм «Всех скорбящих Радость» и замерла от его величия и великолепия. Ко мне вышел седой, статный, высокий священник — отец Борис, который оказался очень обаятельным и простым в общении человеком. Мы с ним сразу подружились, как будто знали друг друга уже много лет. За короткое время я буквально окунулась в жизнь храма. В тот период отец Борис вместе с прихожанами храма окормлял 1-ю Градскую больницу, один из детских приютов, где находились тяжело больные, умственно отсталые дели, больных ожогового центра при институте Склифосовского. Отец Борис посещал также наркологическую клинику, занимаясь теми, кто лечился от алкоголизма. Не оставлял он без внимания и очень многих пожилых, больных людей. Можно сказать, что первые уроки милосердного бескорыстного служения во взрослом состоянии я получила именно от отца Бориса.

Делали мы с ним и совместные передачи на радио, которые вызывали буквально шквал писем и откликов. Эти письма я мешками отвозила в храм к отцу Борису, и после службы он выходил на амвон, зачитывал их и спрашивал прихожан: «Кто пойдет помочь?» На основе этих первых шагов милосердия образовался коллектив единомышленников, и постепенно возникло благотворительное общество. Туда вошли и воцерковленные люди, и еще только воцерковляющиеся, и даже те, кто случайно зашел в храм и посочувствовал. И все мы сгруппировались вокруг отца Бориса. Общество хотело возродить Марфо-Мариинскую обитель. А в недрах общества наиболее верующие сестры образовали сестричества при храмах Покрова Пресвятой Богородицы и святых и праведных Марфы и Марии. Меня избрали старшей сестрой. В 1992 года вышло постановление о передаче архитектурного комплекса Марфо-Мариинской обители Церкви.

К 1993 году мы сюда въехали. Постепенно мы выросли из сестричества, потому что жили уже общежитийно. И Святейший Патриарх благословил открытие обители.

Верной помощницей отца Бориса всегда была матушка Вера. А поскольку отец Борис всегда стремился помочь всем, кто к нему обращался, то и матушка, можно сказать, рвала свое сердце в желании охватить всех страждущих. И случилось так, что в какой-то момент она начала угасать. Впоследствии отец Борис рассказывал мне, что незадолго до смерти матушки они очень тепло и откровенно разговаривали друг с другом. Говорили о прожитой жизни, просили друг у друга прощения. Это была такая нежность и одновременно боль в предчувствии потери дорогого близкого человека, что когда отец Борис вспоминал об этом, у него слезы наворачивались на глазах. Вскоре матушка Вера умерла. Отец Борис никак не мог утешиться. Он очень тосковал. Даже после смерти матушки он писал ей письма, некоторые из которых я с его разрешения читала — это такое богатство чувств и любви! Это были две единые половинки. Вскоре и отец Борис ушел из жизни. Для нас это невосполнимая потеря, поскольку в нашей обители с тех пор нет своего духовника. Как-то пока не получается, чтобы кто-то другой заменил нам отца Бориса. А я до сих пор в трудные минуты мысленно всегда обращаюсь к нему за помощью и поддержкой.

Владислав Ниязов, прихожанин храма «Всех скорбящих Радость»:

Самым значимым для нашей семьи были события, происшедшие при рождении сына. Супруга тяжело его носила и наблюдалась в 1-й Градской, туда же я отвез ее и рожать. Было воскресенье, праздновали память равноапостольной княгини Ольги. Поздно вечером позвонила акушерка и сообщила, что родился мальчик. С утра я помчался в больницу и узнал, что мальчик крепенький, а вот мать плоха, состояние критическое, врачи делают что могут, но что будет? Помчался я к Божией Матери «Всех скорбящих радости». В этот день служил о. Борис. Закончились литургия и молебен, но батюшка был еще в алтаре. Когда он вышел, бросился я к нему: «Батюшка, Людмила наша родила вчера Сергея. Слава Богу! Мальчик здоров, а вот она совсем плоха, при смерти».

«Пошли!» — о. Борис стремительно направился к образу Божией Матери и начал служить молебен о здравии тяжкоболящей Людмилы. Как он молился, как мы с ним молились! После молебна о. Борис вынес из алтаря большую просфору:

— Вот прямо сейчас поезжайте: передайте Людмиле, и святой воды тоже, пусть сразу всю просфору съест со святой водой.

— Батюшка, как передать, ведь это советский роддом!

— Поезжайте! Все будет хорошо, Господь и Божия Матерь помогут! — он сказал это так убежденно, так просто...

Не знаю, как удалось исполнить это благословение, но просфора и святая вода оказались у болящей, она смогла съесть просфору и к вечеру смогла даже вставать! Так стремительно исцелил Господь по молитвам о. Бориса смертною раною уязвленную! Когда счастливую мать с сыном выписывали через много дней из роддома, врачи недоуменно разводили руками: «Знаете, ничего не понимаем. Ведь умирала ваша Людмила — и вот жива. Просто чудо какое-то!»

Так врачи, сами того не ведая, засвидетельствовали: Господь совершил чудо исцеления.

Надежда Борисовна Терещенко,

дочь отца Бориса:

1994 год. Ордынка. Сижу на кухне, смотрю в окно. Вот папа вышел из храма в плотном окружении лиц знакомых и незнакомых. Поминутно останавливается, время от времени лезет в карман, кому-то что-то дает.

До дверей дома от храма не больше 30 метров, однако, трижды приходится разогревать обед. Наконец входит.

Сидим обедаем, стук в дверь. Входит мужчина и женщина, симпатичные, молодые, очень бедно одетые, что-то папе докладывают в прихожей с довольным видом.

Папа подходит ко мне смущенный и шепотом спрашивает:

— У тебя есть 50 рублей взаймы? А то людям в Архангельск ехать, билеты уже на руках, а денег ни копейки.

— А ты что же, зарплату не получил сегодня?

— Получить-то я ее получил, только как-то не рассчитал, ты уж выручи.

А сам смотрит на курточку, которую накануне мне подарил. Снимаю с вешалки, протягиваю ему, говорю:

— Отдай, отдай, не в футболке же ей ехать, ведь они не в Сочи — в Архангельск.

— Вот именно!!!

Проводил, вдогонку крикнул: «Приедете, напишите!»

Правда, написали, очень благодарили.

* * *

Пасха. Священники по очереди выходят из алтаря, кадят и возглашают: «Христос воскресе!»

Блаженный Митенька — мужчина лет 40, в светло-сером пиджаке, увешанном, вероятно по случаю Пасхи, всевозможными значками и даже медалями, в храм его приводит за руку родственница, — стремительно поднимается на амвон: «Христос воскресе!»

Все смущены, растеряны.

Из алтаря отец Борис очень громко: «Воистину воскресе!»

Восторг полный. Митенька счастлив, все счастливы! «Воистину воскресе!»

Через год. Уже без отца Бориса.

С воскресной школой собираемся ехать автобусом в Бородино. К ограде жмется Митенька, печально смотрит на автобус. Родственница ему что-то говорит. Смотреть на это невозможно.

— Поехали с нами, как раз два места свободных.

— Да как же, у нас с собой ни поесть ни попить.

— Прокормим, поехали!

С выражением неописуемого счастья Митенька занимает место у окна, смотрит на храм и вдруг начинает горько-горько плакать.

— Ну что же ты плачешь?

— Вам легко говорить, вас ведь отец Борис не так любил. Меня-то он любил больше всех, каково же мне теперь без него!

Воцарилось гробовое молчание, и вдруг — удивленный детский голосок с заднего сиденья: «Ой! А я думала, он меня больше всех любит!» Сразу же возразила какая-то девочка: «Чегой-то тебя? Ничего подобного. Уж как он меня любил, так — никого!»

Начался настоящий птичий базар: к великому всеобщему удивлению, оказалось, каждый был уверен, что самый любимый — это он. А я думала, что — я.

* * *

Со времени служения отца Бориса в Скорбященском храме в нашу жизнь вошла еще одна матушка — Надежда (З.А. Брэннер), сестра милосердия Марфо-Мариинской обители великой княгини Елизаветы Федоровны. Мать Надежда часто гостила у нас, иногда по несколько дней. Мы с упоением слушали ее рассказы о великой Матушке, об отце Митрофане (Серебрянском), о Фросеньке, о непосильных трудах их и о неисчерпаемом сострадании к страждущим. Рассказывала и о казни семьи Романовых. Именно с тех пор о Борис стал лелеять в душе мечту о возрождении Марфо-Мариинской обители, тем более, что схимонахиня Иоанна неоднократно говорила, что обитель непременно будет открыта. Само слово «милосердие» исчезло из употребления. Но, слава Богу, само милосердие было живо, люди были добрее, чем сейчас.

* * *

У нас дома почти постоянно жили какие-то сироты, какие-то иногородние, которым негде было остановиться. Помню мальчика Володю, жил у нас в Дмитрове, он стал священником, сейчас служит в Курске. Жила девочка Нина, которой мама вычесывала вшей. Я случайно зашла на кухню в этот момент и оцепенела от ужаса, а мама еще и напевала что-то. Год жила Таня из Мурманска с хронической пневмонией. Не говоря уж о детях из 7-го интерната.

Думаю, вот это — огромное сострадательное папино сердце и мамино! И привлекало к нему стареньких матушек — они были «одного поля ягоды».

Виктор Зверев, прихожанин храма «Всех скорбящих Радость»:

«В 1948 году я с мамой стал ходить в храм «Всех скорбящих Радость». Мы видели, что в алтаре о. Михаилу (будущему владыке Киприану) прислуживает очень высокий юноша. Это и был будущий о. Борис. Я окончил школу, военное училище. По окончании военной службы я вновь оказался в Москве и, как 40 лет назад, стал с мамой посещать храм на Ордынке, где настоятелем был уже о. Борис. У меня была легковая машина, и по возможности я стал безвозмездно оказывать помощь храму. С о. Борисом и его семьей я познакомился очень близко. Постоянно ощущал его духовное влияние на себе.

Как-то после всенощной службы о. Борис пригласил меня на трапезу. Матушка Вера быстро собрала на стол. Поужинав, я стал одеваться, и вижу: рука о. Бориса тянется к моему месту, где я сидел. Он берет недоеденный мною кусок ржаного хлеба и неторопясь его доедает. Я промолчал и, попрощавшись, уехал домой. На другой день я специально приехал к отче и рассказал о вчерашнем. Он улыбнулся и сказал: «Как хорошо, что ты это заметил. Хлеб — предмет святой».

После этого случая я на «хлеб наш насущный» смотрю глазами о. Бориса.

Воспоминания о моем батюшке

Вспоминаются первые годы моего посещения храма «Всех скорбящих Радость», в который я стала ходить по благословению моего папы и где по милости Божией остаюсь и по сей день. В то время в нем служил владыка Киприан. Он был духовником отца Бориса, и мне посчастливилось слышать его проповеди. Проповеди архиепископа Киприана были таковы, что слышав их хотелось перевернуть свою жизнь и стать хоть немного лучше, чем ты есть. Если я приходила в храм, имея в душе какие-то сомнения, то владыка через проповедь отвечал на все мои вопросы, и я уходила успокоенной. Казалось, он, как зоркий орел, видел каждого из нас, кто чем дышал, знал твои мысли и отвечал на наболевшие вопросы.

Архиепископ Киприан строго следил за порядком в храме, не терпел разговоров во время богослужения, мог сделать замечание, особенно певчим. Благодаря такой строгости в храме всегда стояла тишина. Отношения между прихожанами были самые доброжелательные. Никогда никто не делал друг другу замечания, не было сплетен.

После смерти архиепископа Киприана настоятелем храма стал отец Борис.

Батюшка был очень сердобольным человеком. За всех у него болела душа, всем он старался помочь. С амвона батюшка постоянно призывал своих прихожан к добрым делам, но это были не просто призывы. Он конкретно говорил, где и кому нужна помощь, говорил о нуждах храма и просил по силам помочь, — и люди откликались на его призывы.

В нашем храме по субботам и в воскресные дни часто можно было видеть детей из интерната. Многие дети летом жили у батюшки на даче и с удивлением наблюдали, как, например, курица несет яйца. Для них это было чудо. Батюшка мечтал вывезти на лето всех детей детского дома на природу, чтобы они могли любоваться красотами, дышать свежим воздухом, общаться с животными. Он хотел для детей завести лошадей. Мечты батюшки вот-вот могли осуществиться — уже было выбрано место, куда можно было отвезти детей, была договоренность с помещением, — но смерть оборвала жизнь отца Бориса.

Батюшка был первым организатором и преподавателем воскресной школы. Я помню, какая это была радость. У прихожан появилась возможность обучать своих детей и самим обучаться Закону Божию. Занятия проходили в храме, в центральном приделе Преображения Господня. Все слушали батюшку затаив дыхание. Благодаря своему обаянию, задушевности, большим знаниям, батюшка умел найти нужные слова и заинтересовать учащихся воскресной школы всех возрастов. Чуть позже он организовал кружки по золотному шитью, обработке дерева, церковному песнопению, изучению немецкого языка. Батюшка прекрасно вышивал золотом и учил этому ремеслу детей. На занятия кружка он приносил целый мешок старинных тканей, золотые нитки и показывал, как надо вышивать. Разглядывая ткани, предметы церковной утвари, учащиеся потихоньку стали вышивать, вышитые покровцы были освящены и использовались в богослужениях в нашем храме, наполняя тихой радостью скромных авторов. Я помню, как на день ангела учащиеся преподнесли батюшке вышитые своими руками епитрахиль и поручи. Надо было видеть, с каким трепетом батюшка принял дорогой подарок.

Позже на место преподавателя кружка по золотному шитью была приглашена профессиональный реставратор из мастерской им. И.Э. Грабаря — Светлана Михайловна Королькова. Спустя два года после смерти батюшки, благодаря стараниям этого удивительного и очень скромного человека и при содействии ее ученицы Татьяны Михайловны Мамыкиной, в Академии славянской культуры с большой любовью была организована великолепная выставка, где были представлены вышитые руками учащихся воскресной школы иконы, покровцы, пояса, а также вышитые предметы церковной утвари из коллекции дочери отца Бориса — Надежды Борисовны. Многие посетители выставки были поражены высочайшим мастерством представленных работ. Присутствовавшая на выставке Надежда Борисовна воскликнула: «Как бы порадовался отец Борис, если бы все это увидел!»

Батюшка очень любил старинные ткани. Он собрал удивительную и разнообразную коллекцию облачений разных веков, покупая их в основном на свои деньги. Это были бархатные, золотые, шелковые фелони с полным комплектом епитрахилей, поручей и поясов. На Пасху священники и диаконы переодевались до семи раз. Если к батюшке приходили прихожане из вновь открытых бедных храмов и просили облачения для совершения богослужений, он отдавал их не задумываясь.

Батюшка любил делать подарки и дарить цветы. Помню, как во время одной из наших многочисленных паломнических поездок по святым местам, по дороге из Иоанно-Богословского монастыря, батюшка попросил водителя остановить автобус рядом с пшеничным полем. Среди колосьев спелой пшеницы росли полевые цветы. Прихожане сразу рассыпались по всему полю. А батюшка радовался, что вывез своих детей на природу, что они вдыхают чистый, свежий воздух, наполненный ароматом всевозможных полевых: цветов. Он видел счастливьте лица своих прихожан, возвращавшихся с поля с дивными букетами полевых цветов, среди которых были поражающие своей яркостью сказочные васильки, и сердце батюшки наполнялось счастьем.

Батюшка был и большим хозяйственником. Если по дороге продавали огурцы или какие-то другие овощи или ягоды, батюшка немедленно останавливал автобус, давая своим прихожанам вволю наполнить свои корзины. И вот, получив духовные радости в монастыре и сполна отоварившись по дороге, его чада варили дома варенье, закатывали банки с огурцами и помидорами, делая заготовки к Рождественскому и Великому постам. Однажды в воскресенье, приехав на службу, я увидела стоящий около храма большой фургон. Меня это поразило, но потом все прояснилось: стараниями батюшки к храму привезли сладкий виноград по дешевой цене, и в этот день за воскресной трапезой на столах прихожан храма «Всех скорбящих Радосте» красовались живописные гроздья спелого винограда. От слов благодарности батюшка старался уклониться. Он любил баловать своих прихожан. Старался чем мог порадовать их и напитать нe только духовно, но и телесно. И сам батюшка радовался, как ребенок, когда видел счастливые лица своих чад, поражая их неожиданными подарками.

На похоронах его горячо любимой жены — матушки Веры — было много цветов. Казалось, батюшка скупил все розы, которые продавались в Москве. Все, что мог сделать для любимой матушки, он сделал. Все свои деньги отец Борис истратил на иконы, пожертвовав их в монастыри и храмы, чтобы поминали его возлюбленную Веру. В одном из храмов Бородинского женского монастыря, построенного в венецианском стиле, висит Грузинская икона Божией Матери, на которой под изображением можно прочитать слова: «О упокоении рабы Божией Веры».

Предчувствуя свою кончину, батюшка не замедлил с памятником жене. Матушка Вера, будучи очень скромной, завещала поставить на своей могиле деревянный крест. Батюшка выполнил ее завещание. Он увековечил память о матушке мраморным памятником в старинном стиле, верх которого увенчан деревянным крестом. На памятнике фотография юной матушки — сказочной красавицы в подвенечном платье. На памятнике выгравированы слова: «Верочка! Радость моя, голубушка моя, счастье мое. Прости».

Двери батюшкиного дома никогда не закрывались. Всегда можно было прийти к батюшке и быть согретой не только его любовью, но и любовью матушки Веры. О всех у них болела душа. И сами они были, как одно целое, нежно и трепетно любили друг друга, понимая без слов. Но сердца их были переполнены любовью не только друг к другу. Сколько понимания, жалости и любви было в их сердцах к страждущим! С такой любовью можно было и горы свернуть. Так оно и было. Когда-то, еще в отрочестве, два чистых ручейка слились воедино, в одну большую полноводную реку, которая питала и давала жизнь многим, многим людям.

Как я должна благодарить Господа за то, что Он послал мне таких дивных духовных родителей, чьи молитвы помогают мне жить, любить, молиться. Батюшка с матушкой ушли из жизни очень рано. Подкрепляемые любовью друг к другу сколько они могли еще сделать! Но, переживая множество нестроений и беря на себя наши грехи, отошли ко Господу, чтобы продолжить за нас свои пламенные молитвы.

Духовная дочь Ольга