Неизвестное «дело» отца Николая Гурьянова

Это дело пылилось на полках украинского КГБ без малого 80 лет, потом  было передано в Государственный архив… Казалось, никто и никогда уже не узнает о нем. Но пришло время, и сестры Ново-Тихвинского женского монастыря, собирая сведения о подвижниках ХХ столетия, начали поиск неизвестных сведений и о старце Николае Гурьянове. Монахини, проверяя информацию о том, что отец Николай был выслан за пределы РСФСР, послали запрос на Украину, мало, впрочем, надеясь на успех. Но пришел утвердительный ответ, была спешно организована поездка, и вот в руках екатеринбургских монахинь оказалось «Дело № 8» (ЦГАОО Украины. Ф263. Оп. 1 Д 11711) — семьдесят восемь листов следственных документов, между строк которых читается судьба дорогого пастыря, почти четыре года его многотрудной жизни…

Имя старца протоиерея Николая Гурьянова, более сорока лет подвизавшегося на острове Залит, известно не только в России, но и далеко за ее пределами. Однако, несмотря на всенародное почитание залитского старца, до сих пор в его биографии остаются «белые страницы». Самым малоизученным считается время его юности, которая пришлась на 1930-е годы. До сих пор об этом периоде его жизни было достоверно известно только то, что в 1929 году отец Николай (тогда просто студент Ленинградского педагогического института Николай Гурьянов) выступил на студенческом собрании против закрытия одного из ленинградских храмов, после чего был исключен из института. Далее последовали арест и ссылка. И с этого момента в различных жизнеописаниях старца начинаются разногласия: по одним источникам, его дважды арестовывали и ссылали на север, по другим — лишь один раз. Однако теперь, благодаря найденным документам, многое прояснилось.

Как становятся исповедниками

Пусть не введет никого в заблуждение слово «дьячок», которое на страницах дела применяли к Николаю Гурьянову и свидетели, и следователи. До революции понятие «дьячок» (отличать от дьякона) было более употребительно, но по сути означало то же, что и псаломщик.

Обвинительное заключение по следственному «Делу № 8», заведенному на отца Николая украинским ГПУ, пестрит большевистской лексикой (цитаты из протоколов приводятся в точности). «Произведенным по настоящему делу следствие встановлено: что действительно выше указанные лица (вместе с о. Николаем по этому делу проходили еще несколько человек — прим. авт.) являются кулаки раскулаченные и с момента их поселения на территории Сидорянского сельсовета в с. Сидоровичи начали вести контрреволюционную работу, распускать слухи, что скоро будет война, ибо тут нажимают на колективы, а в Белорусии на строительство железных дорог, и также уговаривают соседей з коимы дружили, чтобы не шли в колхозы, так как в колхозах будет плохо…» и т.д. Лично «дьячку Миколе» (т.е. отцу Николаю) дополнительно инкриминировалось разучивание с молодежью «религиозных песен». За всю эту «антисоветчину» следователи просили «выслать обвиняемых за пределы УССР в одну из северных частей СССР сроком по 5 лет каждому».

Как же случилось, что интеллигентный набожный юноша из северной столицы «попал в разработку» к украинским ГПУшникам? Ответ содержится в материалах дела. В село Сидоровичи Розважевского района УССР Николай Гурьянов приехал весной 1930 года, будучи выслан из РСФСР на два года за «контрреволюционную деятельность». И уже в марте 1931-го по доносу был вновь арестован. Донесение это также имеется в деле: «Акт села Сидорович доводит до Вашего ведома, — сказано в нем, — что в селе Сидоровичах живут небажани (нежелательные — прим. авт.) некоторые элементы и занимаются агитацией против советской власти та коллективизаций а сами куркули (кулаки — прим. авт.) еки ликвидировани и разлагают работу». Реакция советских следственных органов последовала почти сразу же: «Я, уполномоченный Розважевского райотделения Михайленко,  — гласит очередной лист уголовного дела, — постановил: на основании ст. 93 п. 2 и 108 УПК настоящее дело принять к своему производству и начать предварительное следствие».

Кроме псаломщика «Миколы», по этому делу проходили еще трое «куркулей»: братья Иван и Яков Захарьяшевичи и сельский кузнец Александр Копанский. Сложно теперь определить, в каких отношениях были все эти люди между собой, и что связывало их с отцом Николаем, кроме злополучного «Дела № 8». Братья Захарьяшевичи  — сыновья зажиточного помещика, Александр Копанский — из бедноты, сирота, работая в людях, освоил кузнецкое дело и этим кормился. В анкете же бывшего ленинградского студента Николая Гурьянова в графе «собственность» значится: «неимеет ничего».

Нелепые обвинения в антисоветской агитации и контрреволюционной деятельности отец Николай не признал, хотя можно предположить, что и к нему, и к другим обвиняемым применялись печально известные большевистские методы «выбивания» «правдивых признаний» — во всяком случае, психологические. В  деле сохранился соответствующий документ, подписанный рукой самого отца Николая. Он свидетельствует о проявленной молодым псаломщиком твердости: «Я никогда контрреволюционной работой не занимался и против советской власти никого ничем не агитировал. Больше сказать ничего не имею. Н.Гурьянов». Такое же мужество проявили во время следствия и все прочие обвиняемые.

Между тем обвинения против отца Николая и других участников «преступной группы» были столь серьезны, что появись такое дело несколькими годами позже — и неизвестно, остался бы кто-то из обвиняемых в живых. Но в те годы отцу Николаю и всем прочим подсудимым дали по три года ссылки в северный край, что, конечно, тоже стало для них тяжелым испытанием. Особенно же для отца Николая, с юности страдавшего, как видно из его анкеты, ревматизмом суставов. 

«Весьма ценно в найденном деле то, что оно содержит сведения об отце Николае Гурьянове и о его поведении в сложные для Церкви 1930-е годы, —  говорит монахиня Евстафия (Морозова), руководитель церковно-исторического кабинета Ново-Тихвинского женского монастыря. — Во время следствия отец Николай своей вины в предъявленных обвинениях не признал и на допросах сведений о третьих лицах не давал. Такое мужественное поведение позволяет говорить о подвиге исповедничества и дает возможность в будущем вести речь о прославлении старца. Кроме того, найденные документы содержат точные анкетные данные отца Николая, что позволяет восполнить пробелы в его биографии».

Между строк…

«Дело № 8»… Стопка пожелтевших листов… Зачастую, глядя на одни и те же предметы, каждый видит в них то, что хочет увидеть. Известны случаи, когда, читая советские газеты, в которых кощунственно высмеивалось Священное Писание, человек вдруг останавливался, как громом пораженный, на евангельских словах, приведенных там для издевательства над их смыслом. И уже не замечая исполненных ненависти и клеветы соседних фраз, ощутив неясный пока, но неудержимо влекущий огонек живой веры, такой внимательный читатель начинал выискивать глазами лишь Божественные слова, потому что ощутил в сердце неложное свидетельство — в них сокрыта Истина. Так и в деле отца Николая: читаешь, например, о том, что он учил молодежь божественным песням, «вербовал молодежь в церковный хор, а также советовал ходить в церковь», и при этом совершенно ускользает от внимания неприязненный тон показаний. Вглядываешься в черты юного «дьячка Миколы», проступающие между строк, и узнаешь в них дорогой сердцу образ старца Николая — ведь и в преклонные свои годы батюшка был очень музыкален. Все, кто его знал, помнят это: частенько случалось, что старец даже напевал что-нибудь своим посетителям, тропарь церковного праздника или какую-нибудь духовную песнь. А те, кто не имел счастья встретиться со старцем, когда тот был еще жив, мог слышать запись духовных песнопений, автором которых является отец Николай Гурьянов.

В одном из протоколов дела свидетель рассказывает: «Когда он (псаломщик Николай — прим. авт.) не знал, что я еврей, уговаривал ходить в церковь». Но вряд ли отец Николай действительно не знал о национальности этого человека. Сложно предположить, чтобы в селе, где все друг с другом знакомы, можно было скрыть свою принадлежность к еврейскому народу. Скорее всего, отец Николай потому и уговаривал этого человека обратиться к Церкви, что знал: он еврей, некрещеный и не знает Бога. Жалел его. В пользу такого предположения говорят более поздние воспоминания о старце его духовных чад. Для них памятен случай, как однажды кто-то, желая очернить в глазах батюшки другого человека, в качестве «неоспоримого» доказательства его порочности привел следующий аргумент: «Так он же, батюшка, еврей». В ответ на это старец перекрестился и благостно ответил: «Ну и слава Богу!»

В другой раз при похожей ситуации отец Николай высказался еще более определенно: «Евреев,  — сказал он, — надо любить. Спаситель был евреем».

Любовь благодатного старца простиралась на все человечество, и он не делал исключения ни для евреев, ни для других народностей, ни для иноверцев. Выражаясь аскетическим языком, он любил и молился за «всего Адама», то есть за всех потомков первого человека.

Последние несколько страничек следственного дела датированы 1989 годом. Это «работа над ошибками» государства, некогда совершившего несправедливость: через несколько лет после начала перестройки, приведшей к падению тоталитарного режима, все участники «Дела № 8» были реабилитированы.

Сестра Евстафия, руководитель церковно-исторического кабинета Ново-Тихвинского женского монастыря, рассказывает: «Может возникнуть вопрос, чем вызван интерес сестер Ново-Тихвинской обители к личности отца Николая. Ответ прост и вряд ли кого-то удивит: многие из насельниц монастыря ездили к нему за советом, с благословения отца Николая была открыта наша обитель. И думаю, что тысячи верующих, посещавших остров Залит, могли бы рассказать свои истории о благодатной помощи старца — отец Николай пользовался всенародной любовью и почитанием. Найденное дело сообщает нам новые сведения о дорогом батюшке  — именно этим оно более всего и ценно».