Был странником, и вы приняли меня

Одно из самых деятельных подразделений Епархиальной комиссии Москвы по церковной социальной деятельности — подкомиссия по работе с бездомными. О том, как разглядеть человека в грязном бомже и чем ему можно помочь, наш корреспондент побеседовал с руководителем этой подкомиссии Натальей Николаевной Кузнецовой.

— Сегодня в Москве много бездомных, или, как их принято называть, бомжей. Кому из них и чем конкретно можно помочь? С чего начиналась ваша деятельность?

— Начинал эту работу Илья Кусков, которого сейчас уже, наверно, все бездомные Москвы знают. Он начал организовывать единичные акции помощи бездомным. Потом он понял, что в одиночку ничего сделать не может, обратился к отцу Аркадию в комиссию и уговорил своих друзей помогать нам. Таким образом сложился костяк молодежи, готовой помогать бездомным. Начали мы с того, что помогали в больницах. Часто бездомные с отмороженными конечностями попадают в больницы, и там им никто помочь не может. После обморожения, как правило, следует ампутация, и эти люди без рук или без ног после оказания медицинской помощи попадают опять на улицу. И мы начали пристраивать этих людей. Кого-то —  в основном, бывших москвичей — в адаптационные центры. Тех, кто еще в состоянии работать — в центр социальной адаптации «Люблино», а тех, кто совсем потерял здоровье и не работоспособен — в центр «Филимонки» под Москвой. С теми, кто не из Москвы, трудней. Часто бывает, что человек — бывший детдомовец, который жил в общежитии, потом поехал в Москву на заработки, что-то не сложилось, он начал пить, оказался на улице, отморозил и потерял руки или ноги — и все, стал инвалидом, и ему просто некуда деваться. В этих случаях, если есть родственники, мы с ними связываемся и отправляем его к ним, если нет — связываемся с органами социальной защиты города, из которого он приехал, и пытаемся поместить в больницу с последующим оформлением в дом-интернат.

Беда в том, что у них почти ни у кого нет ни паспортов, ни вообще каких-либо документов. Можно было бы договориться и на наши средства отправить человека в центр социальной адаптации того города, откуда он приехал, но таких центров очень мало по стране. Правда, в последнее время в некоторых городах появляются ночлежки. В больницы мы помещаем даже тех, кто уже прошел курс лечения, потому что только после больницы органы соцзащиты могут начать делать паспорт.

Хуже всего  с теми, кто приехал из дальнего зарубежья. Отправить беспаспортного гастарбайтера в Белоруссию или на Украину практически невозможно. Мы фотографируем его, получаем справку об утере паспорта в отделении милиции. Все держится на личных связях, потому что просто так никакую справку невозможно получить. Официальную депортацию организовать крайне сложно, так как милиция обычно не хочет связываться с бездомными. Но иногда нам удается найти родственников, передать через проводников какие-то документы, купить билет и отправить на родину. Короче говоря, у каждого человека своя ситуация, которую мы решаем индивидуально.

— Нужна ли особая подготовка для работы в вашей подкомиссии? Ведь такая работа очень сложна психологически.

— Особой подготовки не требуется, достаточно перенимать опыт у сотрудников со стажем. Чаще всего бездомный, к которому мы приходим, лежит в больнице. Это уже не тот грязный и вонючий бомж, которого мы видим на улице, а «отмытый» человек. Иногда нашим сотрудникам приходится, конечно, самим их отмывать, но это делают наши самые опытные и рьяные ребята. Правда, теперь у нас есть новый проект — ночной автобус, который подбирает замерзающих людей с улицы. Часто бывает, что замерзают не бомжи, которые заранее беспокоятся о ночевке, а вполне домашние люди, попавшие в неординарную ситуацию — подвыпившие или, скажем, те, которым подсыпали клофелин, ограбленные. Этот автобус ездит уже два месяца. Маршрут пролегает в основном через вокзалы, кроме того, руководителю автобуса Илье часто звонят и сообщают, куда надо подъехать. Планируется, что будет ездить еще реанимобиль — более маневренная машина, которая сможет подвезти кого-то прямо к автобусу или совершить более дальний рейс. Бывает так, что матерые бездомные, которые подготовились к зиме, отказываются от поездок в автобусе, особенно в теплые ночи. А вот несчастные, оказавшиеся на улице случайно, нуждаются в помощи.

Автобус начинает свой маршрут с дезинфекционной станции и заканчивает там же. Рабочая одежда наших ребят проходит так называемую «прожарку», и собранные бездомные тоже проходят санитарную обработку. Всего удается спасти около 15 человек за ночь, но сейчас еще не очень холодно.

— Сколько бездомных прошло через вашу группу за время ее существования?

— Нашей службе два года. В среднем за месяц проходит больше 70 человек. Все бомжи, оказывающиеся в тех больницах, в которых мы работаем, в той или иной форме получают нашу помощь. Но мы всем помогаем по-разному. Есть ведь такие бездомные, из числа тех, кто сохранил здоровье, которые опять сознательно возвращаются на улицу. Недавно наша сотрудница нашла место трудника в монастыре для одного нашего подопечного, тот вроде согласился, но когда она подчеркнула, что пить там нельзя совершенно, он ушел.

В любом случае, одежду мы даем всем. Сложные социальные задачи тоже приходится решать. Тем, кто хочет уехать, покупаем билеты.

— С какими больницами вы работаете? Как вас там принимают? Не секрет, что некоторые православные социальные службы сталкиваются с неприятием руководства больниц или детских домов, которое мотивируется светским характером государства и государственных учреждений.

— Мы сотрудничаем с 1-й Градской, 4-й, 33-й, 51-й, 53-й, 56-й, 67-й больницами города Москвы. С их руководством мы давно знакомы и, в основном, встречаем полное понимание. В некоторых больницах, например, в 20-й, есть свои социальные работники, которым мы помогаем деньгами: покупаем билеты, когда они хотят отправить бездомного к родственникам. А с другими больницами бывают сложности.  Вот в больнице № 13 побоялись с нами работать, но, тем не менее, они периодически просят привезти одежду или купить билет.

— Как бездомные относятся к вашей помощи? Насколько сложно войти с ними в контакт?

— Обычно они просто хотят получить помощь, и все. Когда узнают, что это наш работник, то, поговорив между собой, более активно просят эту помощь. Когда понимают, что им не грозит от нас никакая опасность, становятся даже нагловатыми. Трудно сказать, какие опасности они подозревают. Скорее всего, дело в том, что они не привыкли к человеческому общению. Когда с ними беседуют и спрашивают, чего бы они хотели, у них какой-то животный страх возникает. Мало ли чего чужому от них надо, вдруг на органы сдадут?

Часто люди становится бомжами из-за какого-то психического нездоровья. Поэтому зачастую они замыкаются, не входят в контакт. Особенно, когда переживают страшный кризис. Большинство из них привыкли к алкоголю, но здесь его нет, а человеку, например, ампутировали ноги или руки. Это полный тупик. Кто-то и жить не хочет.

Был у нас один человек, безногий, который кочевал с цыганами, потом пытался от них бежать, отморозил руки, попал в больницу. Был при смерти, но его спасли. За ним ухаживали сначала сосед по палате и еще кто-то из больничных бомжей. Кстати, среди них есть добрые люди, готовые помогать, и вообще существует взаимовыручка. В одной из больниц мы даже устроили бездомную санитаркой, ей предоставили жилье... Так вот, когда мы начали работать с этим человеком, у которого и руки и ноги были ампутированы, от него кроме ругани вообще ничего нельзя было добиться. И тогда мы послали к нему сестру из Свято-Димитриевского сестричества, тихую, кроткую, но очень опытную. Она поняла его проблемы, которые он и выразить-то не мог. Он перестал ругаться и сказал ей «приходи еще». Его подняли, выходили, сейчас он живет в «Филимонках». И когда туда приходишь, он там кажется единственной радостной и светлой личностью. Он смирился с тем, что есть, преодолел в себе что-то, причащался несколько раз, исповедовался.

— С какой категорией бездомных труднее всего работать?

— Очень тяжело с женщинами, потому что с ними связаны судьбы детей. Кроме того, у них чаще всего больная, истерическая психика, плюс алкоголизм, они совершают много очень нелепых поступков. Одна наша подопечная лет 40–45 родила ребенка, через месяц он заболел и попал в больницу, а никаких документов у нее нет, и поэтому ей не могут его отдать. Потом этого малыша перевели в интернат, она мыкается и не знает, как его вернуть. Но вернуть-то его в любом случае некуда, он же у нее опять через месяц заболеет, если будет с ней скитаться... И таких много. Недавно приютили женщину, которая продала свою комнату в Марий Эл, приехала с наполеоновскими планами покорить Москву, разумеется, ей ничего не удалось, и вот она приходила к нам, искала работу. Но работу ей дать невозможно, потому что психика у нее нестабильна. Пристроили ее пока к нам уборщицей.

Еще сложности возникают из-за цыган, которые жестко эксплуатируют инвалидов. Один бездомный собирает для них шесть тысяч в день. И когда он попадает в больницу, они продолжают его навещать и пытаются забрать. У нас как раз сейчас такая ситуация: мы пытаемся мальчика от них спасти — он хочет убежать, а они всеми силами пытаются его забрать.

— Когда вы делаете попытки привести бездомного в храм, как на это реагируют остальные прихожане?

—    Если он только что от нас, то выглядит вполне прилично, обут, одет. Те бездомные, которые все потеряли, более открыты для проповеди, а те, которые еще на что-то надеются, пытаются каким-то другим образом организовать свою жизнь. Наш батюшка говорил, что даже Евангелие надо им давать с осторожностью — только тем, кто действительно просит. Надо всегда помнить, что они бывают психически нездоровы.